Джамал Садеки - Снег, собаки и вороны

— Знаешь, мама так придирается к нам… Вчера не пустила к тебе играть.

— Да, сама пошла к вам, а нам не разрешила, — добавила Судабе.

— Кричала на нас…

— И ругала: «Дети не должны все время торчать в чужом доме, не должны своевольничать!»

— Она сказала: «Не должны таскаться по чужим домам»…

— Мы совсем не хотели «таскаться»…

— Мы хотели поиграть.

— Потом она взяла и пошла к вам одна…

— А мы остались играть.

— В свадьбу играли.

— Я был жених… Суди — невеста.

— Плохо было играть…

— Плохо…

— Мы совсем не пели, не плясали, не смеялись совсем…

— Потом за мамой ушла Маниже, а нас не пустили…

Со двора соседей неслись крики Бахмана:

— Вот назло буду!.. Не хочу… не хочу!

«Да, наши родители сердятся на нас… Поэтому они строят стену, чтобы мы не могли играть вместе… Теперь я знаю, — с тоской думал Насер, — это нам назло».

Его позвали. Он отошел от окна. Мама сидела у себя перед зеркалом. Когда она собиралась на свадьбу или в гости, то садилась перед зеркалом и начинала разукрашивать себя, как куклу. Черным обводила глаза, красной помадой — губы, накручивала волосы, белым кремом покрывала лицо, розовым щеки, потом надевала красивое платье и душилась. Насер тихо подошел к ней:

— Мама!

— Что? Папа пришел? — спросила она не оборачиваясь.

— Нет.

— Как только придет, позови меня.

— Куда вы уходите?

— На смотрины.

— Я тоже хочу с вами.

Мать с удивлением посмотрела на него:

— Куда с нами?

— На смотрины. — вот как?.. Куда еще ты хочешь пойти, а?

Насер смолк. По тону матери он понял: просить бесполезно, его не возьмут. Но что-то сидело в нем, что-то сверлило его. Он не решался сказать, но и не мог дольше хранить это в себе. Он переминался с ноги на ногу, поглядывая на ярко накрашенное лицо матери, и наконец не выдержал.

— Мама!

— Что, милый?

— Зачем это они строят стену, разделяют наш дом и дом Судабе?

— Зачем стену строят? О чем ты говоришь?.. Но ведь иначе нельзя.

— Почему нельзя?

— Нельзя, чтоб дома не отделялись стеной.

— Почему, мама?

— Ну, откуда я знаю… Отстань от меня… Так надо. Все дома отделены друг от друга стенами.

— Зачем?

— Вот что, иди-ка лучше поиграй, мой мальчик.

Насер умолк. Он так ничего и не понял. Хотел снова постоять у окна… Вдруг что-то словно озарило его. Он вспомнил!

— Мама!

— Ну, что тебе?

— А если построят стену, то как же Сирус будет ходить целовать Маниже?

— Что ты сказал? Разве Сирус целовал Маниже, а?

Глаза матери стали круглыми и уставились на него.

Вот точно так она смотрела на него иногда, когда у них были гости и он брал со стола слишком много сладостей. Мать всегда настойчиво угощала гостей, но они, наверное, были сыты и потому обычно отказывались. Зато Насер не заставлял себя упрашивать и ел за всех. В такие моменты долгий взгляд матери не предвещал ничего хорошего — после ухода гостей его ждал нагоняй.

Поэтому сейчас он испугался знакомого взгляда. Да, видно, он сказал что-то не то. Матери не понравилось, что Сирус и Маниже целовались.

— Нет, он ее не целовал под деревом. Он ее руками обнимал, — попробовал исправить положение Насер.

— Обнимал Мани…?

Глаза у матери округлились еще больше, она застыла на полуслове. А Насер совсем растерялся: он сказал что-то еще более ужасное.

— Нет, он не обнимал Маниже и не целовал…

— А что же он делал?

— Ничего. Просто гладил ее. Они смеялись. И даже ни капельки не целовались и совсем не обнимались.

— Значит, он гладил Маниже и они смеялись, да?

— Нет, мамочка.

— А что было?

— Они не смеялись, не целовались, и они ничего, ничего не делали…

Мать засмеялась и вышла… У Насера отлегло от сердца. Угроза наказания, кажется, миновала. Он опять занял свое место у окна.

Деревья стояли, неподвижно устремившись в небо. Может, они совершали молитву? Ветер не шнырял в ветках со своим свистом «си-си»: наверное, тоже испугался и навсегда убежал из сада. Сердце Насера разрывалось от тоски и безысходности. Никто, никто не мог ему помочь! Перед затуманенным взглядом стояла стена и, как злой див, хмуро смотрела на него.

— Ну конечно, это див, настоящий див, — повторял он, со страхом и трепетом всматриваясь в кирпичный забор. С веток и листьев постепенно сползал золотой отсвет закатного солнца. Насеру казалось, что это желтые канарейки стайками улетают в небо, а пустые листья изнанкой поворачиваются к нему… Двери, стены помрачнели и враждебно смотрели на него. Насер испуганно отошел от окна, выбежал во двор. Скорей, мимо каменщиков, мимо рабочих, в дальнюю часть двора! Кажется, отец уже пришел, это его голос.