— Я постараюсь исправиться.
— Просто стараться мало. Надо твердо решиться.
— Но ведь когда принимаешь твердое решение, начинаешь стараться, разве не так? А я решила, так что теперь мне остается только стараться.
— Вот, кстати, еще одно. Когда-то ты была послушной, вежливой девочкой, особенно по отношению к старшим, а в последнее время — не знаю, как сказать — ты цепляешься к каждому услышанному слову. Ты ведешь себя невоспитанно.
— Я бы не сказала, что принимать участие в разговоре — значит быть невоспитанной. Нельзя же просто молчать.
— Ну, хватит, хватит, хватит, хватит. Оставим это. Стало быть, ты против Вестовера. Ладно, мы с отцом еще поговорим об этом, только не думай, что если мы решим, что это лучшее для тебя место, то ты можешь отказаться. Ясно? Решать нам. Как насчет школы Святого Тимофея?
— Мама! Если ты хочешь, чтобы я гнила в каземате, так отправь меня в тюрьму! А насчет Святого Тимофея тебе все может рассказать Алиса Маккелви.
— Между прочим, Алисе эта школа только пошла на пользу. Это была шумная девчонка, настоящий сорванец, она очень огорчала миссис Маккелви, а в школе отучилась от всех этих повадок и теперь становится хорошей, воспитанной девочкой.
— Извини, мама, мне не хотелось бы выглядеть нахалкой, но почему бы тебе не порасспрашивать насчет школ у самих девочек, а не у их матерей? Если хочешь знать мое мнение, то, мне кажется, иногда матери отсылают своих дочерей только для того, чтобы избавиться от них. Алиса Маккелви ненавидит свою школу, она мне это сама говорила.
— Я спрашиваю матерей, потому что им лучше знать, какая школа больше подходит для дочери. Еще мы думали об Иден-Холле, это недалеко от Филадельфии. Там училась одна наша родственница, это отличная школа. Ее опекают католики, Святой Крест, там ты подтянешь французский, да и от привычки повторять Mon Dieu избавишься.
— Ой, мама, — вздохнула Грейс, — наверное, тебе понравится, что, когда я вернусь оттуда домой, каждое воскресенье буду ходить с Джули на мессу. С Джули и Хиггинсом. «Поднимайся, Грейс, пора на утреннюю мессу с Джули и Хиггинсом. Если пропустишь, сам папа, его святейшество, тебя отправит прямиком в ад».
— А ну-ка попридержите язык, юная леди, хватит с меня этих разговоров.
— Подтяну французский. А зачем мне это? Я и сейчас учу французский, и это форменная трата времени. Во Франции я жить не собираюсь. Я собираюсь жить здесь, в Форт-Пенне, и даже не в Форт-Пенне, а на ферме.
— Но ты же можешь влюбиться, у тебя будет муж, и тогда…
— Ему придется жить на ферме. Иначе я не выйду за него. Так или иначе, я не хочу уезжать ни в какой интернат, где полно незнакомых людей.
— Ты что же, хочешь сказать, что хотела бы прожить в Форт-Пенне всю жизнь?
— Да, а что в этом плохого?
— Мне кажется… Тебе нравятся мальчики, и в один прекрасный день ты выйдешь замуж. А здесь не так уж много мальчиков.
— Ну, в любом случае я не собираюсь гоняться за ними ни в Нью-Йорке, ни во Франции.
— Только этого не хватало.
— А тогда зачем мне уезжать отсюда? Разве что ты хочешь от меня избавиться.
— Грейс, ты же знаешь, что это не так.
— К тому же уж с мальчиками-то в интернате точно не познакомишься. Там их просто нет.
Эмили Колдуэлл передала разговор с дочерью мужу, и они решили вернуться к вопросу на следующий год. И вернулись, только на сей раз как бы между делом: ну что, Грейс, ты все еще против интерната? И получили ожидаемый ответ. Уильям и Эмили Колдуэлл были счастливы видеть дочь рядом с собой, дома, а ее умственное и физическое развитие тем более удерживало их от того, чтобы искать от добра добро. К тому же втайне они были в восторге от того, что она любит Форт-Пенн и не относится к беспокойному племени тех, кого тянет подальше от дома.
Это решение было первым в ряду своевольных поступков и идей Грейс, которые оказали на удивление сильное воздействие на жизнь Форт-Пенна. Тем девочкам, что начинали рваться в интернат, едва первый раз зашли в парикмахерскую, отец с матерью назидательно говорили: «А вот для Грейс Колдуэлл вполне хватает школы мисс Холбрук». С другой стороны, девицы, которым не хотелось уезжать из дома, напоминали своим нетерпеливым родителям, что Грейс вот так и осталась в Форт-Пенне. Вполне довольна была и сама мисс Холбрук, которой, хоть она и не подозревала, что изначально выбор сделала сама Грейс, хватило ума сообразить, что какую-то роль в нем она все же сыграла. Мисс Холбрук сделалась вдруг донельзя самоуверенна, она развернула настоящую борьбу за получение всякого рода дотаций и в конце концов добилась того, что школа едва ли не стала соответствовать ее собственному идеалу. Это, в свою очередь, способствовало повышению ее репутации, и в 1901 году мисс Холбрук с гордостью объявила, что, откликаясь на многочисленные запросы и по зрелом размышлении, она начинает набор пансионеров, которые, разумеется, должны отвечать самым строгим требованиям. Это будет узкий круг избранных.
Читать дальше