Джон О'Хара - Жажда жить

Девочки были почти ровесницы: Грейс родилась в апреле, Конни — в феврале. Грейс не выбирала Конни себе в подруги, просто Конни всегда была рядом, всегда. Днем, после уроков, Конни шла не к себе домой, а к Грейс. Даже когда Конни хотела похвастаться новой игрушкой или заколкой для волос, она приносила их к Колдуэллам — а ну как Грейс откажется идти к Шофшталям? Конни усаживалась на пол и ждала, пока Грейс, не такая уж общительная по природе девочка, решит кроссворд. Конни сидела в гостиной, пока Грейс разучивала гаммы. Конни смотрела, как Грейс делает уроки, но не наоборот. «Все нормально, все нормально, — повторяла Конни. — Я сделаю это, я подниму, я закрою, я поверну, я убью, я завяжу, все нормально». По возможности Конни предугадывала желания Грейс, отдавала все, что может, и всегда была рядом.

Она была рядом, если бы Грейс вдруг захотела рассказать ей что-нибудь — или все — о том, что у нее было с Чарли Джеем, но Грейс так ничего и не сказала — ни сразу, ни потом. Конни чувствовала: что-то не так, потом так, потом снова не так, как чувствовала она, что секретом, связывающим Грейс и Чарли, с ней не делятся, но опять-таки боялась, что ее оттолкнут, и потому ни о чем не спрашивала Грейс. Здравый смысл и любовь к Грейс подсказывали Конни, что внезапная поездка на Кейп-Мэй каким-то образом связана с Чарли, и, ожидая возвращения подруги, все думала, как она может помочь. И Конни все-таки отважилась спросить: «Что там твои родичи, виделась?» Ну да, ребята, мужчины. Пловец-денди из Епископальной академии, теннисист-душка, студент Хаверфордского колледжа, мужчина постарше, тот, что играл в футбол за Университет Форт-Пенна. Все были очень милы с ней, и, хочется надеяться, через четыре года они придут на ее бал, — в Форт-Пенне девочки и их родители никогда не говорили «выпускной вечер». Был и еще кое-кто, не только родичи, ведь у родичей, разумеется, есть друзья. Практически все ребята курят сигареты, некоторые даже дома. Она и сама затягивалась всякий раз, как к ним забегал теннисист.

Это признание почти утолило жажду Конни узнать что-то тайное про Грейс. Почти. Она хотела спросить Грейс, не подарили ли ей что-нибудь родичи или их друзья, обещала ли она им писать, но такими секретами делятся добровольно. Курение — чудесная тайна, Конни оценила ее должным образом, а все остальное Грейс сама скажет, когда будет в настроении. В ожидании этого момента Конни наслаждалась продолжительной поездкой на ферму. Они плавали в пруду, играли в теннис, прикидывались, будто учатся стряпать, лазали на деревья, качались в гамаке, перебирались через ручей, ездили на козлах за две мили в Бексвилл за молочным шоколадом, заходили там в лютеранскую церковь, целую неделю, каждый день, хоть и понемногу, наблюдали за молотьбой, примеряли старые платья Эмили Колдуэлл, помогали варить варенье, курили сигареты, искали куриные яйца, чистили серебряную посуду, ездили на телеге с сеном, как-то убили медянку, после ужина ложились спать, в восемь утра завтракали и говорили о будущем.

Ни та ни другая почти ничего не знали о школах-интернатах, но Грейс твердо решила туда не поступать.

— Это все равно как у мисс Холи, только я слышала, что там кормят отравой и вскрывают письма. Представляешь себе, Конни? В интернате вскрывают письма, которые ты посылаешь и получаешь. Невероятно! Холи Холбрук по крайней мере не сует нос в частную переписку.

— А я бы на год пошла.

— Это зачем же, позволь поинтересоваться.

— Ну просто посмотреть, что там и к чему.

— Mon Dieu! [3] Мой Бог! (фр.) — Примеч. ред. Разве только что я не сказала тебе, что там и к чему? Отрава и чтение чужих писем. А человек имеет право на частную жизнь.

— Но послушай, Грейс, разве тебе никогда не хотелось уехать из Форт-Пенна. Просто не верю.

— Нет. Разве что в Большое Путешествие. Когда мне будет двадцать пять, отправлюсь в Большое Путешествие. Мне хотелось бы открыть собственный кредитный счет в Нью-Йорке, платья покупать, но о том, чтобы жить в Европе, я даже подумать не могу. Кейп-Мэй, каждое лето. Помню, как мы тогда ездили в Нью-Йорк. Mon Dieu! Паром весь пропах рыбой, а мы были наверху! А как сойдешь на берег да попробуешь поймать экипаж до гостиницы… Улицу невозможно перейти, полно ломовых лошадей, которых кучера колотят почем зря. Папа решил, что одного типа надо упрятать в тюрьму, только так и не смог найти полисмена. В Форт-Пенне никто и прикоснуться не посмеет к лошади в папином присутствии. Ну ничего, свой урок я выучила, когда ехали назад через Гудзон, надушенного платка от носа не отрывала.