Грэм Джойс - Скоро будет буря

– О Джесси?

– Я слегка обеспокоена. Нет, пожалуй, я сильно беспокоюсь. У нее есть тень.

То, как Доминика произнесла французское слово ombre, сразу же заставило Сабину насторожиться.

– Что ты имеешь в виду?

Доминика наклонилась над могилой, чтобы выдернуть густо разросшиеся волокнистые сорняки.

– Ты не парижанка. Ты из провинции, так же как я, поэтому тебе кое-что об этом известно. Это нечто, о чем моя мать всегда любила поговорить. Я в этом отношении не так подкована и, по правде говоря, всегда избегаю подобных тем. Но что касается Джесси… Я это видела.

– Что ты видела?

– Я уже сказала – тень. Призрак. За Джесси кто-то наблюдает. Но кто, не могу сказать. Некто старается оказать на нее пагубное влияние, и ты должна что-то предпринять, чтобы защитить свою дочь.

– У меня уже есть предположение, кто бы это мог быть, – произнесла Сабина.

– Прежде чем прийти к каким-либо выводам, – предупредила Доминика, – моя мать не торопилась осуждать людей, приносящих неприятности. – Она поцеловала кончики пальцев и коснулась фотографии матери. – Мать сказала бы о них, что они не всегда осознают зло, которое совершают.

Мэтту понадобилось съездить в банк, и Бет спросила, не может ли он взять ее с собой прогуляться. В городе он купил ей огромное мороженое и куклу в ситцевом платье. При малейшем сомнении насчет того, как развлекать девочек, он им что-нибудь покупал. И если они, хотя бы на секунду, проявляли признаки скуки, он тащил их в магазин и безудержно тратил на них деньги. Сабина неоднократно порицала его за такое баловство.

– Что правда, то правда, – отвечал он каждый раз. – Балую их напропалую.

Это была достаточно честная тактика и единственный способ, которым он мог убедить девочек в своей безусловной привязанности. Не имея собственных детей, он завидовал Джеймсу за крепкие объятия, которыми Джесси и Бет часто награждали отца. Мэтту также очень хотелось обнять их, но, памятуя о существующем табу, он каждый раз, когда чувствовал такое – вполне невинное – желание, запускал руку в бумажник и обычно покупал девочкам туристские безделушки. А Бет, конечно, любила кукол и готова была играть с ними с утра до вечера.

– Папочка вернется? – спросила его Бет на обратном пути.

– Конечно, вернется. А почему ты спросила?

– Джесси говорила, что Крисси сказала… Нет, Рейчел сказала… Нет, Крисси…

– Бет!

– Кто-то из них сказал Джесси, что у папочки сумбур в голове и он ушел, чтобы там все улеглось. И может не вернуться. Это правда?

Мэтт остановил автомобиль.

– Послушай, Бет. Твой папочка ушел всего лишь на пару дней. Он же и раньше изредка уезжал из дома по делам. И на этот раз ему было необходимо привести дела в порядок. Вот и все. О'кей? – Но, судя по всему, Бет уже не слушала его. Она играла с куклой. – Хочешь посмотреть дворец? Или замок? – изменил тему Мэтт. – Давай поедем домой другой дорогой.

Мэтт сделал крюк в несколько километров, чтобы показать ей весьма впечатляющий мрачный замок с башнями, увитыми буйно разросшимся плющом. Когда они ехали обратно по узким деревенским дорогам, их путь лежал мимо огромных полей кукурузы, окаймленных зарослями мака с гигантскими красными и желтыми головками. Бет захотела остановиться, чтобы собрать небольшой букет.

Мэтт остановил свой «Ка» на обочине дороги. Забравшись в гущу маков, Бет наклонилась, чтобы их понюхать.

– Впредь ты никогда не должна засыпать, когда у тебя маки вокруг головы, – предупредил ее Мэтт.

– Почему?

– Потому что рискуешь никогда не проснуться.

– Ты правду говоришь? – поинтересовалась Бет.

– А то как же! Я никогда не лгу.

Пока Бет собирала маки под шелест листьев кукурузы, Мэтт, закурив сигарету, уселся в тени высоких кукурузных стеблей. Легкий ветерок пробегал между толстыми стеблями, заставляя покачиваться увесистые початки. Мэтт массировал свою загоревшую шею и, погруженный в раздумья, только вполглаза приглядывал за Бет.

– Не забирайся глубоко в кукурузу, – рассеянно предупредил он.

Для Мэтта этот отпуск явно не оправдывал возложенных на него ожиданий. Идиллии расслабления не получилось. Правда, он не предвидел, что первой жертвой станет Джеймс. Если Мэтт и испытывал чувство вины перед ним, оно быстро исчезло. Он получал удовольствие, выискивая все новые и новые способы досадить Джеймсу. Это стало настоящим искусством – зайти в своих хитростях как можно дальше, не будучи обнаруженным. Большая часть выдуманных им козней может быть приписана скорее беспечности, присущей натуре Мэтта, чем его мстительности. Однако эта тактика требовала определенной меры и знания натуры изучаемого объекта, чтобы выбрать кусок мяса настолько жирный или сорт вина столь кислого, чтобы неудовольствие Джеймса было гарантировано. А уж как Мэтт развлекался, водружая этот деревянный крестик, найденный в амбаре, затем пряча и снова возвращая его на место. Эти манипуляции с крестом должны были заставить Джеймса, подобно Макбету, снова и снова испытывать уколы нечистой совести. Мэтт знал, как воздействуют рекламные ухищрения на сознание человека. В конце концов эта игра утомила Мэтта, и с немалым отвращением к своим собственным уловкам он спрятал крест в амбаре, в котором тот был найден.