Петер Зилахи - Последний окножираф

Семейство Брозов принадлежало семейству Эрдеди, и Тито воображал, что он вместе с Мате Губецом сражается против Ференца Тахи, принимая участие в крестьянском восстании 1573 года. Тахи был боевым товарищем Зрини и пережил осаду Сигетвара. Шансов выжить у участников крестьянского восстания было куда больше, чем у защитников Сигетвара, но в воображении Тито сотни крепостных висели в окрестностях Кумровца на деревьях, которые он облазил еще ребенком. После войны картина кисти Хегедушича, где изображена решающая битва крестьянской войны, заняла почетное место в кабинете Тито в Белграде как символ борьбы против угнетения. В недавно снятом фильме Тито выходит из своего мавзолея и останавливается перекинуться словечком с белградцами. Они упрекают его за то, что слишком рано умер и не предоставил Милошевичу достаточных полномочий.

Контрдемонстрацию власти назначили на 24 декабря. Санта-Клаус привез демонстрантов из провинции на автобусах, на «тихую рождественскую ночь» прибыло пятьдесят тысяч новых лиц. Ожил дух былых спартакиад, с офигенными транспарантами сторонники Милошевича двинулись к центру. Но заблудились в незнакомом городе и не нашли главной площади. Разбившись на мелкие группы, они с подозрением таращились на снующих по улицам предпраздничных покупателей, ожидая, когда же те превратятся в сборище антиправительственных элементов. По мнению Милошевича, телевидение преувеличило, когда в вечерних новостях назвало манифестацию оппозиции фашистской. Преувеличением было, конечно, и то, когда участник проправительственной манифестации средь бела дня выстрелил в сторонника Драшковича. И уж совсем преувеличением было, когда с помощью милиции один из оппозиционеров был забит до смерти. Предрага Старчевича, единственную жертву демонстраций, по слухам, нарочно возили по городу, пока он не умер от ран. И вот после этого милиция была брошена на защиту сторонников режима. Через головы омоновцев контрдемонстрантов забрасывали яйцами и картофелинами, те в ответ кидали свои транспаранты. Снежками швырялись обе стороны, иногда попадая в омоновцев. Милошевич выступил с речью, осудив бузотеров, которые ведут страну к гибели, и вездесущих западных агитаторов. Толпа, тронутая до слез, требовала ареста Вука, но их вождь притворился глухим. Под конец пятидесятитысячная клака стала скандировать: «Мы любим тебя!» — и растерянный диктатор не смог сдержать ответных чувств. «Я тоже люблю вас», еле слышно прошелестели динамики.

Окножираф: «Когда про человека говорят “лицемер”, это не значит, что он измеряет длину носа или ширину лба. Лицемер примеряет другое лицо, он притворяется не тем, кто он есть на самом деле».

Радован Караджич — поэт, политик, военный преступник, психиатр, психопат.

Знаток тайн души человеческой. По утверждению его критиков, среди психиатров он — самый лучший поэт. Особенно они хвалят «Раздвоенную личность» и стихотворение, которое начинается так: «В город войти, сброд размести». В стихотворении, созданном поэтом пятнадцатью годами раньше, он предсказал разрушение Сараево, которым впоследствии сам и руководил. Правда, пока неясно, следует ли относить это пророческое прозрение разностороннего автора к сфере его литературных или же медицинских достижений, проявился ли в нем дар ясновидца, стремящегося к познанию мира, или же это признание доктора Джекила, пытающегося лечить людей. Во время войны в Боснии кто-то из журналистов поинтересовался у доктора, откуда поступает горючее для его танков, если Югославия не оказывает ему поддержки. В ответ Караджич признался, что его солдаты наткнулись в пещере на немецкие запасы топлива времен Второй мировой войны. Быть может, лет через сто в Скупщине Великой Сербии пораженный зритель остановится перед фреской, на которой по мановению руки поэта из скал Герцеговины начинает бить нефтяной фонтан.

Вокруг девушки обводят меловой контур. Она лежит на земле, раскрасневшись и усмехаясь, как будто она живая. Прекрати ржать, ты же мертвая. Асфальт холодный, мел крошится. Идет реконструкция преступления, но как его воссоздашь, если девушка постоянно ржет. Так щекотно ведь. Эх, жаль, что она не в юбке, вот тогда бы ее пощекотали. Тоже умники, могли бы и подсказать, как одеться. Воссоздается картина преступления. Участники акции разыгрывают, как все было. Кто, кого и как. Тело против тела. Сейчас ее следовало бы достоверно избить ногами, а потом ударить резиновой дубинкой по голове. А ну, Дуня, теряй сознание! И Дуня послушно теряет сознание, картинно приоткрыв рот. Вокруг нее щелкают фотоаппаратами иностранные журналисты, которые могли бы оказаться сейчас в любом другом месте, но случайно не оказались. Хорошо бы явился Кинг-Конг и унес бы Дуню на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинг или на башню отеля «Москва», чтобы под ногами у Дуни лежал весь Белград, чтобы все мы смотрели вверх, в небеса, а не на омоновцев, и обвели бы контуром все облака. И перещекотали бы всех на свете женщин.