Лоай объяснил, что нам нужно спровоцировать какое-либо громкое событие, что-то достаточно крупное, чтобы убедить Палестину в том, что Израиль хотел арестовать или убить меня. Для убедительности это событие не должно быть инсценировкой. Оно должно быть настоящим. АОИ предпримет настоящую попытку поймать меня. А это означало, что Шин Бет должен был обманывать АОИ — своих собственных коллег.
Шин Бет дал АОИ на подготовку этой серьезной операции лишь несколько часов. Они передали ОЛИ информацию о том, что я, сын Хасана Юсефа, очень опасен, поскольку у меня были прочные связи со смертниками и я мог иметь взрывчатку. Они сказали, что располагают сведениями, согласно которым этим вечером я приду в дом отца, чтобы повидаться с мамой. Я пробуду там недолго и буду вооружен автоматом М-16.
Вот в такие условия они меня поставили. Действительно, сложная игра.
АОИ заставили поверить в то, что я был высококлассным террористом, который мог исчезнуть бесследно, если они проморгают меня, поэтому они делали все возможное, чтобы этого не случилось. Специальные агенты под прикрытием, одетые как арабы, и профессиональные снайперы приехали в наш район на палестинских машинах, остановились в двух минутах ходьбы от дома и ждали сигнала. В пятнадцати минутах езды, на границе территорий, расположились тяжелые танки. Пушки вертолета были готовы осуществлять прикрытие с воздуха в случае уличного боя с палестинцами.
Я сидел в машине рядом с домом отца, ожидая звонка из Шин Бет. После этого звонка у меня будет ровно шестьдесят секунд на то, чтобы убраться, прежде чем спецназ окружит дом. У них не было права на ошибку.
Я почувствовал угрызение совести, когда представил, как страшно будет маме и маленьким братьям и сестрам через несколько мгновений. Как обычно, им придется расплачиваться за все, что делали мы с отцом.
Я смотрел на мамин прекрасный сад. Она очень любила цветы, при любом удобном случае брала черенки и отростки у друзей и родственников. Она заботилась о растениях, как о детях.
— Сколько же цветов тебе нужно? — иногда поддразнивал я ее.
— Еще чуть-чуть, — всегда отвечала она.
Я вспомнил, как однажды она показала на один цветок и сказала: «Он старше тебя. Когда ты был ребенком, ты разбил горшок, но я сохранила растение, и вот оно все еще живо».
Будет ли оно живо через несколько минут после прихода солдат, которые разнесут все, что попадется им на пути?
Зазвонил телефон.
Прилив крови ударил мне в голову. Сердце бешено колотилось. Я завел машину и рванул к центру города, на новую конспиративную квартиру. Больше я не буду притворяться беглецом, я действительно стану им. Солдаты, которые предпочли бы скорее убить, чем арестовать меня, в этот самый момент вели поиски. Через минуту после моего отъезда десять машин с палестинскими номерами затормозили перед домом. Израильские спецподразделения окружили здание. Каждое окно, каждая дверь находились под дулом автомата. По соседству бегали дети, в том числе и мой брат Насер. Они прервали свой футбольный матч и застыли в ужасе.
Как только солдаты заняли позицию, загрохотали танки — более двадцати. Теперь весь город знал: что-то происходит. Я слышал рокот мощных дизельных двигателей из своего укрытия. Сотни вооруженных палестинских боевиков кинулись к дому отца и окружили АОИ. Однако они не могли стрелять, потому что дети все еще бегали вокруг, а внутри находилась моя семья.
Когда появились сотни вооруженных палестинцев, израильтяне вызвали вертолеты. Я вдруг засомневался в правильности своего решения сохранить жизнь смертникам. Если бы я позволил АОИ сбросить на них бомбу, моей семье и нашим соседям не пришлось бы рисковать сейчас. Если кто-то из братьев или сестер погибнет в этом хаосе, я никогда не прощу себе этого.
Чтобы наша сложная операция стала главной новостью в мире, я шепнул «Аль-Джазире», что готовится атака на дом шейха Хасана Юсефа. Все подумали, что израильтянам нужен мой отец, и хотели транслировать его арест в прямом эфире. Я представил себе, какой будет их реакция, когда громкоговорители начнут потрескивать, а затем солдаты потребуют, чтобы Мосаб, старший сын Хасана Юсефа, вышел из дома с поднятыми руками. Добравшись до своей квартиры, я уселся перед телевизором и наблюдал за разворачивающейся драмой вместе с остальным арабским миром.
Солдаты АОИ вывели мою семью и провели допрос. Мама рассказала им, что я вышел за минуту до их приезда. Конечно, они не поверили ей. Они верили Шин Бет, тем самым людям, которые поставили весь спектакль и были единственными, кроме меня, кто знал, что началась игра. Не увидев меня, они пригрозили открыть огонь.
Читать дальше