Сергей Могилевцев - Вечный Жид

– Благодарю тебя, сын мой, – сказал, ласково улыбаясь и протягивая руку для поцелуя, Папа, – за то, что не отклонил мою просьбу и прибыл по первому нашему приглашению. Скажи, хорошо ли тебя приняли служители Ватикана?

– О да, Ваше Святейшество, – ответил, целуя протянутую ему старческую руку, Обломофф, – спасибо, меня приняли хорошо, и я ни в чем не нуждаюсь. Я вообще очень неприхотливый человек, и привык обходиться тем, что есть. Резиденция, которую мне отвели, достойна самого высокого восхищения. Как, впрочем, и эта башня, в которой мы с вами сейчас находимся.

Папа. Эта старинная башня используется для особо конфиденциальных переговоров, таких, о которых никому, кроме их участников, не должно ничего быть известно. Ты готов, сын мой, ответить на несколько особо интересующих меня вопросов?

Обломофф. Разумеется, Ваше Святейшество, для того я и прибыл сюда.

Папа. Тогда не будем затягивать официальную часть нашей беседы и сразу же перейдем к сути дела. Скажи, сын мой, ты считаешь себя счастливым человеком?

Обломофф. Нет, Ваше Святейшество, разумеется, нет. Как я могу считать себя счастливым человеком, если лишился родины, семьи, веры, и скитаюсь по белу свету, как неприкаянный, как перекати-поле, пожиная, очевидно, плоды своей греховной молодости и своей огромной и ненасытной гордыни.

Папа. Ты упомянул, сын мой, среди прочего, потерю веры. Скажи, но ведь, насколько мне известно, ты был христианином, православным, а потом принял иудаизм. Отчего это произошло?

Обломофф. От сомнений, Ваше Святейшество, единственно лишь от сомнений. Вера в Бога никогда не покидала меня, я и сейчас искренне молюсь по многу раз в день, и беседую, – я искренне верю в это, – с Творцом по каждому важному для меня вопросу. Но сомнения, Святой Отец, сомнения, будь они неладны, преследующие меня всю мою жизнь, заставили совершить этот дерзкий поступок!

Папа. Ты называешь разрыв с православием дерзким поступком?

Обломофф. Конечно! Не советую никому терять отечество и веру, человек, совершивший это, теряет, кажется, и саму свою душу. Я слишком запутался, Ваша Милость, в собственных исканиях и претензиях на всезнание, я возомнил себя слишком компетентным в вопросах политики и веры, и в результате потерял как саму веру, так и родину.

Папа. Тебе трудно было принять иудаизм?

Обломофф. Чрезвычайно трудно. Я уже не говорю о таких мелочах, как обрезание, одновременно и болезненное, и унизительное для меня.

Единственно, что помогло мне выдержать все, это вторая, еврейская часть моей человеческой натуры. Я, Ваша Светлость, и русский, и еврей одновременно, и всю жизнь разрываюсь между этими двумя полюсами. Я то пишу пламенные статьи о том, что каждый русский должен непременно пройти через революцию, то утверждаю то же самое о евреях.

Папа. Помнится, ты писал в одной из статей, что каждый еврей после холокоста должен непременно пройти через концлагерь?

Обломофф. Да, я так писал! А потом опубликовал еще одну статью, где утверждал, что каждый русский после Сталина и тридцать седьмого года должен пройти через сибирские лагеря. Я, Ваше Святейшество, вообще не вижу большой разницы между этими двумя народами, русскими и евреями, у них так много общего, что они и революцию семнадцатого года совершили совместно, стремясь к одной и той же внешне благой цели!

Папа. Построению Царствия Божьего на земле?

Обломофф. Да.

Папа. Но ты понимаешь, конечно, что цель эта на земле недостижима, что Царство Божие не от мира сего, и построение его – это проект дьявола?

Обломофф. Да, я это понимаю!

Папа. И все последующие страдания как русского народа, так и еврейского, произошли именно из-за этой безумной идеи: построить царство Божие на земле?

Обломофф. Да. И сибирские лагеря, и холокост – все это лишь расплата за эту безумную идею евреев и русских, которая роднит их в своей гордыне и в своей страшной судьбе, как не роднит никакие другие народы!

Папа. Но каждый из этих народов пришел к этой заведомо невыполнимой идее своим собственным путем. Ты, надеюсь, понимаешь и это?

Обломофф. Разумеется, понимаю.

Папа. Евреи слишком долго скитались по свету, чтобы не мечтать о Царствии Божьем здесь и сейчас, на земле, сию минуту, ради которого они были готовы пожертвовать всем, чем могли: и своей собственной судьбой, и судьбами других стран. Они были готовы пожертвовать судьбой России в семнадцатом году, а сейчас – судьбами окружающих их государств. Но это ни что иное, как все та же, старая и завязшая в зубах уловка дьявола, предлагающего строить Царство Божие на земле.