Элис Хоффман - Карибский брак

– Странно, что ты решила устроить тут свидание, – сказал Камиль.

Он подумал, что Энрике пожаловался ей на пропавший товар и подделанный гроссбух. Официант посмотрел на него вопросительно, собираясь пойти вздремнуть в одном из подсобных помещений.

– Нам только кофе! – крикнул ему Камиль.

– Все наши думают, что ты задержался здесь, чтобы управлять магазином, – сказала Рахиль. – Но ты не обольщайся, это не продлится долго.

– Я сейчас объясню, – начал он, но остановился, потому что официант принес кофе и стоял, глядя на него нетерпеливо и раздраженно. Камиль заплатил по счету и вернулся к разговору. Он решил, что лучше честно объясниться раз и навсегда. – Просто я не могу обирать людей.

– Ты считаешь, что мы обираем покупателей?! – Она уставилась на него еще более гневно, чем официант.

– Нет, но для некоторых любая цена непосильна.

Она фыркнула:

– Но ты же должен понимать, что у нас немалые затраты. За импортный товар приходится дорого платить, а любое дело должно приносить какой-то доход, чтобы семья могла существовать.

Он пожал плечами, не убежденный ее доводами.

– Некоторые люди живут в ужасной нищете. Это несправедливо.

Рахиль сразу смягчилась:

– Что поделаешь? Так уж устроен мир.

– Пока, – сказал он.

В этом несправедливом мире приходилось быть практичным, а ее сын был мечтателем – как и многие молодые люди, но у него это приобретало особое значение. Может быть, его вера в светлое будущее была для него и к лучшему. Она не стала высмеивать его взгляды, как он боялся, а согласно кивнула.

– Да, пока. – Она достала конверт, который принесла с собой, и отдала ему. – Надежда всегда есть.

Камиль посмотрел на нее в полном недоумении, затем вскрыл конверт. Внутри был билет на проезд до Франции и деньги, которых должно было хватить по крайней мере на год, если тратить их бережливо. Он не знал, что сказать, хотя был глубоко тронут ее щедростью. Он никогда не отличался красноречием, особенно если надо было выразить благодарность.

– Мама, – процедил он наконец. – Но ты же понимаешь, что если я уеду, то больше уже не вернусь?

– Конечно, понимаю. Но до отъезда ты должен помочь отцу в магазине. Сейчас, после смерти двух твоих братьев, ему тяжело. Когда дела пойдут на лад, можешь уезжать.

В Америке назревала война, и отзвуки конфликта сказывались на всем. Корабли пропадали, их реквизировали, товары, предназначенные для Чарльстона и Нью-Йорка, раскрадывали. Это было, возможно, самое тяжелое время для их бизнеса, и Рахиль радовалась, что по совету Энрике они давным-давно не занимались сами морскими перевозками, а корабли продали. Если бы они продолжали развиваться в направлении, взятом Исааком Пети, то сейчас, возможно, были бы банкротами и жили на подачки членов общины, а не помогали нуждающимся. Вот это Камиль, по-видимому, упускал из виду. Каждое воскресенье Рахиль с радостью отдавала в синагогу все, что могла, для тех, кто попал в беду.

Они допили кофе и пошли по улице вместе. В этот самый жаркий час дня рыночная площадь была пуста, лотки с овощами и фруктами были закрыты от солнца белой тканью.

– Постарайся только не довести магазин до банкротства, перед тем как уехать, – сказала Рахиль.

– Я постараюсь. Обещаю, – ответил Камиль. Уж по крайней мере эту просьбу он обязан был выполнить.

Это ее несколько успокоило, можно было идти домой. Она почувствовала, что зной изматывает ее, хотя жила при такой погоде с рождения. Птицы, разомлевшие от жары, в этот час не пели. Только пеликаны летали, но далеко над морем, поскольку там ощущался бриз. Рахиль представлялось, что дух Адели тоже парит далеко от берега, где море имеет как раз такой оттенок серого цвета, каким его изобразил ее сын на картине, подаренной ей. Подумать о ветре над морем в такую жару было приятно. Облака там должны быть белые и огромные, нависшие наподобие тента. Водяные брызги приносят прохладу, а волны в высоту не ниже крыш торговых лотков, мимо которых они проходили. Камилю же вместо моря представлялась улица с домом его дяди и тети и сумерки, обволакивавшие все вокруг наподобие черной пыли. Он приедет туда в ноябре, когда начнется его любимое время года и деревья будут черными, красными и золотыми, а трава серебряной. Надо было немедленно написать Антону, брату Фрица, и спросить, не возьмет ли он его в качестве ученика, готовящегося к поступлению в какую-нибудь из солидных художественных школ.

Рахиль, остановившись, прислонилась к низкой оштукатуренной стене, обмахиваясь маленьким испанским веером из кости и шелка. Камиль хотел взять ее под руку, чтобы ей легче было идти, но она отмахнулась.