В общем, Алмату оскорбляла наша индифферентность, а натурой он был ранимой и остро чувствующей. Сейчас, спустя годы, я думаю, что, может быть, кроме всего прочего, ему не нравились наши «спевки» в подвальном помещении фитнес-клуба «Феникс», куда с нашими гитарами и бубнами нас пускал его владелец Додик, кокаинист и романтик — дядя Коли Красотки. У Додика там стояла еще советская уныло дребезжащая ударная установка, лажовый синтезатор, скорее всего, собранный зеками Беломорканала по чертежам Леонардо да Винчи, и бас-гитара, звучавшая как стон вола в процессе случки. Оригинальные бубны и две обычных гитары харьковского производства у нас были свои.
— Давай, — орал я на Виталика, который всегда запаздывал с ритмом, — крути педали, волк, поехали!
Шура Бобров — синтезатор, Гена Косач — гитара, Костя Красотка — бубен. Мы все, потея от восторга, пытались попасть в такт. Я играл на басе и пел «Скорпов»: «Time, it needs time», и лицо мое краснело от натуги. Пел я, если честно, невероятно плохо. Играли мы еще хуже, чем я пел. Но делали все это мы исключительно для себя. И нам было здорово.
Но, начиная приблизительно с весны того года, нам приходилось все хуже и хуже. И каждый раз, когда мы с Виталькой приходили теперь к «Авроре», чтобы забрать несколько новых пластиковых бутылок свежего ветерка, Алмата, сидя в крутом поселковом кафе на площади, выставив вперед загнутые носки своих остроносых туфель, внимательно и молчаливо изучал нас, не снимая черных очков. Сейчас, сквозь призму прошедшего времени, я понимаю, что он был похож на Хоттабыча. На лысого восточного хуя в очках и волшебных туфлях, которые обеспечивали ему астральное могущество и восемь бонусных жизней. Ему недоставало халата из халвы и электронного оранжевого верблюда с виртуальным шлемом на удлиненной угрюмой харе. Алмата был прекрасен, хотя он и был чудовищем.
Неподалеку с распахнутыми настежь дверями отдыхал его джип, из салона которого неслись нескончаемым потоком Алсу, «Тату», «БИ-2», «Ногу свело», «Смысловые галлюцинации» и, конечно, же «Черный бумер» Сереги. Скептически разглядывая окружающую среду, ели шашлыки его подручные. Девушки носили короткие юбки. В кинотеатре напротив давали «Миссия невыполнима — 3», и я подумал о том, что Джей Джею Абрамсу надо бы снять фильм про детей Донбасса, которые никогда не станут взрослыми, оттого, что их миссия умереть прямо здесь и сейчас. С противоположной стороны проспекта ветром разносило острый запах синей краски, которой два медленных похмельных рабочих красили забор торгового центра, принадлежащего империи Рината Ахметова. Стоял обыкновенный людской и птичий гам. Но нам, в те минуты, когда мы проходили мимо Алматы, казалось, что все замерло, что само зло, выбравшись из наших страхов и снов, из кинематографических откровений всех во вселенной сестер и братьев Вачовски, из всего того, что неспособен осознать наш утлый мозг, обратило к нам свое худое лицо и непроницаемо черные очки.
Убив предыдущие полгода над книгами, мы все, кроме Красотки, которого осенью должны были увезти на ПМЖ в Канаду, поступили. Я — в университет, Косач, Бобр и Маслов в техникум на одну и ту же специальность, точного названия которой никто из них не знал. Матери наши были на седьмом небе от счастья. А нам становилось все хуже и хуже. Ближе к августу мы уже нигде не могли чувствовать себя вполне в безопасности, только на пропахшем дымом терриконе, который, как Этна, не переставал дымить, привлекая своих богов.
— Может, вам всем переехать в общежития? — предлагал Костя Красотка, раскуривая длинную женскую сигаретку, глядя на сизоватый дымок, струящийся из-под наших теней десятью метрами ниже. — Вы ж поступили? Я слышал, что иногородних пускают еще до начала учебного года.
— Во-первых, Алмата достанет нас и в общежитии, — назидательно проговорил Бобр и залпом прикончил банку пива. — Во-вторых, мы не иногородние и нам вполне могут отказать.
— Это да, — после некоторого раздумья согласился Костя, — а есть еще и в-третьих…
— В-третьих? — наморщился Виталька.
— В-третьих, у вас имеются родные и близкие.
— Это ты что ли, Красотка? — криво усмехнулся Виталик.
— А хоть бы и так, — пожал плечами Костя. — Мы ж не чужие люди, нет?
— Ты знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? — поинтересовался Маслов и уселся прямо на глинистую площадку под нашими ногами.
— Моя фигура? — серьезно спросил Костя. — Интеллект? Чувство юмора? Я знаю! У меня губы красивые. Угадал?
Читать дальше