Натан Дубовицкий - Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант)

И всё же это последнее её дело, константинопыльское, завершалось как раз как вымышленное, как классический детективный роман — быстро, кратко, в какой-то восторженной лёгкости и спешке, вдруг, вдруг, вдруг.

Все жильцы сироповского имения — сама Эльвира, её муж и дети, и прислужник Толя Негру оказались очень кстати дома крепко спящими и потому не разбежавшимися кто куда, не оказавшими сопротивления. Скоро, с первых прямо вопросов как-то само собой установилось, что и Велика, и Машинку похитил Толя. Молдаванин, следует отметить, был вообще малый честный и правдивый, вот и тут отпираться не стал. Кажется, если б его спросили и месяц назад ни с того ни с сего, никаких доказательств не имея, «ты ли, брат, детей украл?», он так сразу и ответил бы «я»; а не ответил до сей поры правды просто потому, что ведь никто и не спрашивал. Эту его честность и ценила Эльвира Эльдаровна, вверяя ему и дом свой, и множество мелких, но деликатных дел. Эта честность пригодилась и теперь, облегчив и убыстрив раскрытие обоих преступлений. Выяснилось, что, когда Глеб Глебович в светёлке отца Абрама рассказывал монаху о своём миллионерстве и о Тресте Д. Е., Негру вернулся из поселковой конторы, куда отлучался пожаловаться электрику на скачки электричества. Он поднялся по лестнице проверить, не пьянствуют ли Глеб и Абрам, что часто бывало и очень не нравилось Эльвире Эльдаровне. Возле двери он невольно прислушался и, почувствовав интерес, подслушал всю историю. Зная о любви Глеба к сыну и в то же время о полной его непрактичности и расстроенном алкоголем организме, Толя разработал нехитрый свой план и дерзнул осуществить его именно так, как рассказывал Аркаша Быков — когда Велик пошёл один за мороженым. Заманил мальчика посулами показать и, возможно, подарить сверхмощных биониклов последней серии. Припрятал его в погребе для солений и варений, прямо под подсобкой, в которой жил сам. Открыл банку маринованных грибов и банку смородинового варенья, дал Велику ложку и сказал: «Ешь когда захочешь, вода вот в бутылках, две штуки, много не пей, в туалет ходи вон туда, за бочку с капустой, будет темно, но ты сиди тихо, а то убью»; потом закрыл погреб. Велик заплакал. Толик его побил. И бил каждый день с утра. На брезгливый вопрос тунгуса «зачем», отвечал «чтоб не плакал».

Бил по щекам, в грудь, сжимал мальчику горло, но, говорил, не сильно и не по злобе, а только для тишины и порядка.

Спрятав Велика, наклеил письмо Глебу Глебовичу с требованием отдать бумаги Треста Д. Е. и подбросил в его почтовый ящик. Но поскольку, именно в силу своей непрактичности, усугублённой ужасом утраты любимого сына, Дублин-ст. почту не забирал, Анатолий напрасно раз десять таскался в брошенную котельную и рылся в печной золе — ничего не получил он. Хотел было даже вернуть пленника родителю, но не решился, побоявшись, что выдаст его неразумное дитя, передумал и стал уже размышлять, как бы от заложника избавиться, где бы его закопать, чтоб не нашли. И размыслил бы, но неожиданное событие отвлекло его.

Тут как-то в ворота позвонили. Он открыл калитку и увидел замерзающую, чуть живую Машинку. Девочка тихо спросила: «Велик у вас?» Негру испугался, но потом догадался, что Машинка просто знала о дружбе о. Абрама с Глебом Дублиным и о том, что Велик с папой заходили иногда в гости к чернецу, вот и пришла проведать, не здесь ли он. «Велик здесь», — сказал Толя, как всегда, правду. Он уже увлечён был новым вскружившим голову планом — за Машинку можно было взять не меньше, чем за Велика: Кривцов славился своими несметными богатствами.

Сироповы были в отъезде, Толя без помех завёл девочку в другое подполье, рядом с тем, где схоронил Велика, назначенное для склада всякого несъедобного имущества: каких-то оставшихся от давнего строительства обрезков фанеры, которых было никому не нужно, но при том жалко выбрасывать, запасных унитазов, шашлычных угольев и шампуров, ядов для клеща и короеда, красок, черепицы, гвоздей, олифы, канифоли, скипидара, клеев разных, сухих спиртов, газовых баллонов, чего-то оторванного от велосипедов, чего-то когда-то бывшего генератором. Перетащив сюда из соседнего погреба для пропитания заложницы три литра сливового компота, Негру бить Машинку не стал — она не плакала, до того крепко страх стиснул её.

Заперев девочку, всё как следует устроив, молдаванин затаился и выжидал, чтобы довести родителей до отчаяния. Когда Кривцов погиб, Толя, опасаясь, как бы и вдова его не наложила на себя руки, быстро распечатал ей письмо от «красных партизан». Про партизан этих вычитал в областной газете, была будто бы такая банда, грабившая офисы богатых фирм в низовьях Оки и Камы; хитростью своей и остроумием гордился.