Михаил Ишков - Операция «Булгаков»

И попрощался.

Домой я добрался ближе к полуночи.

Настроение по-прежнему было паршивое…

Выбор сужался до безысходности. Сколько ни пытайся совместить лучшее с худшим, мне теперь всю жизнь придется метаться от Клепкова к Киселёрову. Рылеев не в счет. Его время истекло, надежды на него никакой.

В этот момент раздался звонок.

Я снял трубку.

В трубке молчали.

– Аллё? – поинтересовался я. – С кем разговариваю?

– Меня зовут Гелла Афродитовна. Я по поводу Булгакова… Не вздумайте класть трубку!! Сейчас за вами приедут…

Я засмеялся.

– Скорая помощь?

– Ага, «скорая помощь».

– Или из НКВД?

– Из НКВД.

– Сейчас не тридцать седьмой год…

– Ага, не тридцать седьмой… – согласилась Гелла Афродитовна и положила трубку.

Некоторое время я с недоумением разглядывал телефон.

Осадок остался неприятный.

Тревожный, я бы сказал, осадок.

Зачем я упомянул тридцать седьмой год? Кого хотел напугать?..

Стало не по себе.

Если это шутка, то дрянная. Так любили шутить Коровьев и неразлучная парочка, Азазелло и кот.

Я не выдержал и позвонил Погребельскому. Того не оказалось дома.

Спустя несколько минут мне удалось справиться с прихлынувшим страхом.

…В дверь позвонили.

На пороге стояли два громадных мужика в белых халатах – один постарше, другой помоложе.

Я поинтересовался:

– А где врач?

Тот, кто постарше, ответил:

– Мы и без врача обойдемся. Так что давайте собирайтесь…

– Куда?

– Куда приказано.

У меня еще хватило сил съязвить:

– На кудыкину гору?

– Ага, на гору.

– А если откажусь?

Старший из санитаров пожал плечами.

– У нас приказ.

Я удивился:

– Даже так?..

– Ладно, хватит болтать. Вы хотя бы приоденьтесь…

– А то что?

Санитары ни слова не говоря вошли в квартиру, заглянули в платяной шкаф, достали оттуда костюм и молча предложили надеть.

– Я буду жаловаться.

– Ваше право.

– Это не тридцать седьмой год…

Молодой посоветовал:

– Вы натягивайте брюки… А то без брюк заберем.

– Ладно, хватит. А ну, убирайтесь!.. У вас ордер есть?

Младший взглянул на старшего.

– У нас ордер есть?

Тот кивнул:

– Есть, есть…

– Предъявите, – потребовал я.

– Где надо, предъявят, – объяснил тот, что постарше.

– Что ж такое?! – не выдержал я. – Произвол!!

– Вы брюки застегните, или поедете вот так, с расстегнутой ширинкой?

– Никуда я не поеду!!

– Поедете…

– Может, вы ошиблись адресом?

– Может, ошиблись. Там разберутся.

– Где разберутся?

– Ну, пошли, а то у нас еще вызовы.

Старший мягко подтолкнул меня к двери, и я, обнадеженный тем, что скоро во всем разберутся, покорно вышел из дому.

Во дворе стояла «скорая». Меня усадили в машину – наручников не надели. Старший, оттеснив меня от двери, сел рядом, а младший устроился на водительском месте.

Мы тронулись.

Ехали недолго.

Сквозь матовые стекла дорогу не было видно, но по редким проблескам в лобовом стекле стало понятно, что двигаемся по Варшавскому шоссе в сторону Троицка. Добравшись до бетонки, машина свернула направо, и с того момента я потерял ощущение направления.

Другое бесило – это им даром не пройдет!

Что за шутки?!

Но за этими лихорадочными метаниями все отчетливее, углом в сердце, выпирало напоминание о тридцать седьмом годе, и этот ужас был особенно необорим. Со мной такого никогда не случалось, я родился позже, но страх почему-то не отступал.

Наконец машина въехала в автоматически раздвинувшиеся ворота, за которыми бесформенным комком возвышалась в ночи внушительных размеров «новорусская хижина». Объехав круглую увядшую клумбу, «скорая» подкатила к ступенькам низкого крыльца, выполненного в виде античного портика.

На ступенях меня ждали.

Я вышел из машины, и в ту же минуту встречавшие хором грянули.

– К нам приехал наш любимый, Михаил… – на отчестве они споткнулись и добавили запросто: – Дорогой…

Из толпы вдруг выдвинулась крупная женщина в меховой накидке с подносом в руках. На подносе стоял лафитник водки и закуска.

Хор грянул.

– Пей до дна, пей до дна.

Возмущение в обнимку с ужасом как-то сразу обмякли, боль отступила. Я взял рюмку и исключительно ради приличия осушил ее.

Разборки будем после устраивать.

С размаху швырнул рюмку на асфальт. Тут же ко мне подскочил Киселёров и пригласил в дом:

– Прошу!

Скандалить после первой рюмки на Руси не принято, так что я повиновался и, поднимаясь по ступеням, все-таки высказался: