Геннадий Ананьев - Грот в Ущелье Женщин

Все ждали нового доклада. И только по берегу от Падуна до Атай-губы и дальше за ней, продолжали осматривать берег наряды, а в наиболее удобных для выхода на берег пловцов местах лежали засады. Все было брошено на правый фланг участка, на левом же фланге Полосухин оставил только наблюдательный пост на Лись-наволоке.

Прошло почти три часа, а пловцы как в воду канули. Не высунули нигде носа. А тут еще, как на грех, ветерок подул. Легкий, теплый, и море теперь не дремало томно под лучами солнца, а стало игристо-веселым, необычайно красивым от искристой ряби, и у меня невольно вырвалось: «Невероятно!», хотя я понимал, что вот в этом, сбросившем дрему море пловцов разглядеть будет намного трудней.

Гранский об этом вслух сказал, как бы в ответ на мое восхищение:

– Ни к чему сейчас эта красота.

– Верно, – согласился я. – Будем вместе наблюдать. Надежней так.

Ныли бока, устала шея, до чертиков надоели базарные перебранки кайр с тупиками, бургомистров, альбатросов и моевок с поморниками – окружающее воспринималось уже расплывчато, туманно, как сквозь кисею; только на одном сконцентрировались все усилия: не прозевать пловцов, если они появятся в Подкове.

И все же мы не засекли момента, когда они проплыли горловину. Увидели мы их уже на подводной террасе. Как и в первый раз один из них блаженно раскинулся на ровном камне, другой поднырнул под утес, вытащил похожий на солдатский термос баллон и склонился над напарником.

– Дозаправка, – прокомментировал Гранский и спросил: – Куда теперь? Обратно? Или еще останутся?

Пловцы не взяли буксира. Положив на место баллон, они полежали немного на террасе и затем скользнули в затянутую рябью морскую глубь.

– Приличный рабочий день, – восхищенно проговорил Гранский. – Тренировочка!

– С мокрыми курицами нам никогда иметь дело не приходилось. Десятки различных центров готовят всяких командосов, да беретов, – ответил я Гранскому. – Только и мы ведь не лыком шиты. Вот и еще одна парочка натренированных отплавалась. Последние часы под водой.

Удивительно вело себя время. Глянешь на часы – всего пять минут проползло, а вроде бы час прошел. Даже досада взяла на часы, даже сомнения возникли: не испортились ли? Смешно, право. Непонятна и удивительна психология человека. Вроде бы все ясно: пройдет два с половиной часа, и поднимет якорь МРТ, наберет ход пограничный сторожевик, побежит близ берега катер – лежи пока и жди спокойно того мгновения, но нет, тянет взглянуть на циферблат, так тянет, что не удержишься. И всякий раз – разочарование. Один раз я даже к уху поднес часы: идут ли? Тикают, слышу. Четко, торопливо. Успокоился на немного. Смотрю, ефрейтор Гранский тоже приложил к уху часы. Тоже сомневается. Спросил я его с улыбкой:

– Идут?

– Не пойму. Вроде идут…

В самый раз бы сейчас припоминать все интересное, что в жизни пережито, перечувствовано, отвлекло бы; но вот беда – не вспоминалось ничего. Мысли так и крутятся, как в заколдованном круге. Пловцы, пловцы, пловцы. А когда увидел я, что Кувшин огибает траулер, будто куль муки с себя свалил. И спать захотелось. Впервые за все это долгое время.

Почти у самой горловины поставил Никита Савельевич свое судно. Захочешь проплыть незамеченным, не сможешь. Как тут не восхитишься мастерством кормчего?!

Через несколько минут матросы, облачившись в спецкостюмы, спустились по штормтрапу в воду, а от другого борта отошла шлюпка за нами.

– Ну что же, осмотрим еще раз остров и – вниз, – сказал я Гранскому, но сам не услышал последних слов: они потонули в птичьем гвалте, тучей взметнувшемся над нами. И я подумал: «Зачем осматривать? Появись кто, базар предупредил бы».

Павел Гранский прокричал мне мою же мысль:

– Базар бы не промолчал. Может, сразу вниз?

– Пошли.

Мы собрали все свое имущество и, перейдя поляну под прощальный гвалт базара, спустились к губе, куда обычно входит наш катер, чтобы высадить на остров наряд, а потом принять его на борт. Это было, пожалуй, единственное удобное место для высадки и доступный подъем наверх. Здесь пограничники и протоптали тропу. Когда мы спустились, шлюпка уже подгребала к берегу.

На траулере встретил нас Никита Савельевич. С почтением пожав мне и Гранскому руки, поздравил нас:

– Со знатным уловом, стало быть! Глядите, заморские штуковины какие.

– С вашей, Никита Савельевич, помощью, – ответил я ему, так же почтительно здороваясь с ним. – Спасибо вам за помощь!

С любопытством я стал разглядывать баллоны со сжатым воздухом, рядком уложенные на палубе, буксир, чем-то напоминающий авиабомбу, только поменьше размером, металлический ящик, окрашенный в серый цвет, с магнитными минами, тоже серыми; еще один ящик, поменьше, с компасами, ножами, пистолетами и таблетками, как у космонавтов, с пищей – да, подготовочка на солидную ногу поставлена. Долго собирались ползать под водой, убираясь же восвояси, очень громко хлопнуть дверью.