Диана Акерман - Жена смотрителя зоопарка

«Антонина была домохозяйкой, – сказал он Данке Нарниш из другой израильской газеты, – она не была вовлечена в политику или войну, она была скромной и застенчивой, но, несмотря на это, играла ключевую роль в спасении других и никогда не говорила об опасности».

«Ее смелость могла обезоружить даже самого серьезного врага, – сообщил он анонимному корреспонденту, прибавив, что ее сила проистекала из любви к животным. – Она не просто идентифицировала себя с ними, – пояснил он, – она иногда как будто стирала с себя человеческие черты и становилась пантерой или гиеной. И тогда, впитав их бойцовские инстинкты, она восставала как бесстрашная защитница своего вида».

Репортеру Ярону Бекеру Ян объяснял:

«Она получила весьма традиционное католическое воспитание, но это ее не останавливало. Напротив, это усиливало ее решимость оставаться верной себе, следовать велениям своего сердца, даже если это означало идти на большое самопожертвование».

Изучая особенности характера спасателей, Малка Друкер и Гэй Блок проинтервьюировали более сотни человек и выяснили, что спасатели обладают некоторыми общими основополагающими чертами. Обычно они решительны, у них быстрый ум, они идут на риск, независимы, предприимчивы, отличаются открытым сердцем, непокорностью и чрезвычайной гибкостью – они способны перестраивать планы, отказываться от привычек или мгновенно менять устоявшийся быт. В своем большинстве это нонконформисты, и, хотя многие из них всерьез придерживаются принципов, за которые готовы умереть, они не считают себя героями. Как правило, они говорят так, как говорил Ян: «Я просто выполнял свой долг – если вы можете спасти чью-то жизнь, ваш долг – попытаться это сделать». Или: «Мы делали это, потому что так было правильно» [98].

На краю первобытного леса на северо-востоке Польши время как будто исчезает, два десятка лошадей пасутся там среди гигантских сосен под ослепительно-голубым небом. Холодным утром они щиплют траву в облаках пара и, проходя, оставляют за собой сладковатый густой запах. Пар от их тел уходит вместе с ними, но запах держится часами, словно невидимые облака висят над толчеей следов, и иногда на гравийной дорожке или засыпанной листьями тропинке, где не ступали копыта, попадаешь в полосу насыщенного запахом воздуха, как будто вдруг оказался рядом с сущностью дикой лошади.

С весны до осени лошади живут без помощи человека, преодолевают вброд озера, пасутся в кустах, щиплют молодые побеги, водоросли и траву. Снег ложится в середине октября и остается до мая. Зимой лошади от голода роют снег, чтобы добыть сухой травы или гнилое яблоко, и лесники из числа конной гвардии иногда привозят им сено и соль. Наделенные мускулатурой, предназначенной для стремительного бега и прыжков, они лишены жировой прослойки, защищающей от мороза, поэтому на них нарастает косматая шерсть, легко скатывающаяся в колтуны. И вот тогда они становятся особенно похожими на лошадей, которые изображены в пещерах на стоянках доисторического человека, обнаруженных в долине Луары.

Удивительные чувства испытываешь, когда стоишь и наблюдаешь за настоящими древними лошадьми, которые пасутся на лугу на опушке леса, как наблюдали за ними люди тысячелетия назад. Это ошеломительно прекрасные создания: желто-бурые, с широкой черной полосой на спине и темной гривой (иногда жеребенок рождается с черной мордой и волосами над копытами, с одной или двумя полосатыми, как у зебры, ногами). Хотя у них длинные уши и широкие толстые шеи, они легкие и быстрые. В отличие от домашних лошадей, зимой они становятся белыми, словно горностай или полярный заяц, что помогает им сливаться с ландшафтом. Изморозь скатывается на жесткой гриве и хвосте в мраморные шарики, а их широкие копыта при ходьбе не проваливаются в снег. Они благополучно переживают суровые погодные условия и скудный рацион, и, хотя жеребцы яростно дерутся друг с другом, оскалив зубы и схлестываясь шеями, все раны затягиваются быстро, словно по шаманскому заклятию. «Обитая в более древнем и совершенном мире, чем наш, – пишет Генри Бестон о диких животных в своем „Домике на краю земли“, – эти существа обладают столь развитыми чувствами, которые мы давно утратили или не обладали ими никогда, голоса, которые слышны им, нашему уху недоступны» [99].

В Беловежской пуще можно увидеть и воссозданного тура, любимую четвероногую дичь Юлия Цезаря, который описывал туров своим друзьям в Риме как диких черных быков, которые «ростом мало уступают слону», сильные и быстрые. «Они не боятся ни человека, ни зверя, – писал он. – Их нельзя приручить, даже взятых маленькими». Очевидно, мужчины в Черном лесу тренировались всерьез, чтобы охотиться на быков тура (коров оставляли, чтобы давали потомство), а те, «кому удавалось убить их значительное количество – рога для подтверждения этого факта выставлялись на всеобщее обозрение, – удостаиваются великого уважения. Рога… бережно хранят, на концы надевают серебряные наконечники… и пьют из этих рогов на больших праздниках». Некоторые из этих украшенных серебряными наконечниками рогов сохранились в музеях. Но в 1627 году последний настоящий тур был убит.