Игорь Юрасов - Божественная Земля

И каждый раз, возвращаясь из командировки или из отпуска и входя в свой кабинет, и садясь за стол напротив нарисованной им картины, он словно попадал в самое начало своего пути. В начало начал!

Рядом с картиной Иван Иванович становился опять молодым, полным сил и замыслов, каким он был в начале пути, в поисках своей дороги.

И теперь, будучи уже зрелым мужчиной, в солидном возрасте, возле картины он ясно видел пройденный им путь и отдельные вехи на этом пути, обозначенные им в памяти как верстовые столбы, как теперь он понимал, очень не простой, требующей постоянно больших умственных и нравственных, часто на пределе, усилий жизни.

И, вышагивая по Невской эспланаде в направлении венчающего проспект, вонзённого в небесную синь златоблещущего шпиля Адмиралтейства, Иван Иванович подумал, что надо на денёк-другой заехать в столицу, отчитаться перед Феликсом о проделанной работе, посидеть пару деньков в кабинетной тиши за отчётом, отмыться, отдохнуть, прежде чем он снова ступит на самолётный трап и опять полетит на столь любезную его сердцу Норо я, и благодарил судьбу, что не стал богатым, не обременил сознание денежными излишками, что не стал известным и до тошноты популярным, что никому ничем не обязан и что у него есть дело, настоящее мужское дело, которому он служит, и дорога, по которой ему пока что интересно идти. Иначе, для чего жить? Для того, чтобы, как некоторые, прозябать в тепле и сытости в тупом ожидании естественного конца?

Нет, у Ивана Ивановича ещё были силы, были идеи, которые ему необходимо было реализовать. Иначе, кем бы он был?

Жалким, никчёмным планктоном? Примитивным созерцателем восходов и закатов? Стоило для этого рождаться! Закатов и восходов за свою жизнь он навидался таких, каких мало кто видел.

Для ощущения полноты жизни ему был нужен постоянный драйв, и уж чего хорошего, а этого добра в его профессии было с избытком, хоть отбавляй. Он вполне мог бы поделиться им с кем-нибудь, у кого этого драйва ощущался недостаток.

Иван Иванович прошёл по улице Большой Морской, соединявшей Невский с Дворцовой площадью, и под аркой с воинами со щитами и шлемами в нишах и колесницей, запряжённой шестёркой коней, и фигурой богини Победы наверху арки, очень напоминавшей по композиции колесницу с всадником и нимфами по сторонам, символом христианской церкви, как её изображал в «Божественной комедии» великий итальянский поэт эпохи Возрождения почти тысячу лет тому назад Данте Алигьери, и увидел её.

На какое-то мгновение он ощутил неуверенность. Земля закачалась и поплыла под его ногами. Неужели это ему не снится?

Они проехали такие большие расстояния, чтобы встретиться здесь, на Дворцовой площади! Претерпели столько мытарств и дорожных неприятностей в слабой надежде увидеть друг друга. Маргарита – с далёкого юга, а он – с мало кому известной и поныне Новой Земли, или как эту землю называют ненцы – «Божественная», что на их языке звучит как «НОРО Я»!

И им несказанно повезло. Другое слово вряд ли в этой ситуации уместно. Их пути совпали. Они увидели друг друга! Его сердце дрогнуло.

– Молодой человек! – улыбаясь, обратилась Маргарита к Ивану Ивановичу, когда он подошёл к ней. – Вы куда-то очень торопитесь? Не могли бы вы уделить немного вашего бесценного внимания одинокой, несчастной, никому на белом свете не нужной женщине?

– Моя дорогая, мне неудобно в этом признаться, но я, кажется, очень давно только и делаю, что мечтаю об этом, – сказал он, обнимая Маргариту, – и был бы без меры счастлив выполнить любое ваше желание.

– Ловлю на слове, милый, – прячась в его объятьях, сказала она.

И странное дело, возможно, впервые за много лет, целуя Маргариту, Иван Иванович ощутил, что чувства одиночества и никчемности, непонятно откуда возникшие и навязчиво преследовавшие его последнее время, начали исчезать сами собой, как будто их никогда и не было.

Он снова ощутил твёрдую почву под ногами. Он словно наконец выбрался из леса, по которому долго и бестолково блукал в поисках дороги. Теперь ему опять было куда идти.

– Я уже не чаяла тебя дождаться, – взяв его под локоть и заглядывая снизу вверх в его лицо, сказала Маргарита. – Не слишком ли далеко ты забрался на север? Может, можно найти края, более обласканные солнцем и пригодные для жизни, чем эта твоя Норо я? И я бы тогда была к тебе поближе.

– Найдутся! Сколько угодно! Но не такие интересные, как Норо я. Запала она, эта холодная и бесприютная земля, мне в сердце. Поверишь, там такая красота! Такой нигде нет. Раз увидишь – и на всю жизнь! Вот возьму тебя с собой, сама увидишь!