Игорь Юрасов - Божественная Земля

Тогда ты думал, что я шучу. Небольшое временное недомогание. Не больше того. Два-три сеанса психотерапии – и проблема решится. А я не шутил.

Я нашёл того профессора. Он вылечил меня. Я стал успешным, здоровым. Но, поверишь, теперь козлина опять начал появляться. Кроме тебя, об этом никто ничего не знает. Говорю только тебе. Я думаю, он и сейчас где-нибудь здесь неподалёку сидит. Нет-нет да и покажется, – сказал он оглядываясь. – Ухмыляется, мерзкая харя. Сопит, воняет козлятиной. Поверишь, не знаю, что мне делать. Снова к профессору обращаться? Стыд какой! Вдобавок, я утратил понимание целесообразности тупого накопительства.

Именно этого Иван Иванович и боялся. Его друг снова дошёл до потолка. Он не знал, куда ему теперь идти. Что делать дальше. Страшнее этого была только гибель. Физическая гибель.

А может, это уже и была физическая гибель, начинающаяся всегда, как правило, с морального падения, когда для человека главным в жизни становится нажива, деньги, или это было ещё только её начало? Начало душевной гибели. Гибели главного, что есть у человека, – души.

Что он мог ему сказать? Посоветовать, как в детстве, когда они жили в маленьком южном городке и играли на берегу тёплого, ласкового, обворожительного синего моря и он прутиком рисовал солнце над волнами и берегом, а Виктор собирал в набегающей на пляжный песок перламутровой морской пене намываемую волнами медную и никелевую мелочь, всё бросить и начать жизнь сначала?

Бросить вот эту в мавританском стиле виллу. Отдать кому-нибудь сверхдлинную, чудо американского автопрома, машину и геликоптер. Кому нужны эти сверхдорогие игрушки? Раздать нуждающимся, нищим и убогим с церковной паперти все деньги и начать всё с ноля?

И чтоб не было ни копейки денег и чтоб жрать было нечего. И чтоб, как когда-то, впереди ничего, кроме надежд и молодой, безграничной веры в себя. Если бы это было возможно! Огонь самоочищения! Всепожирающий и беспощадный!

И тогда, возможно, в душе прорастёт, проклюнется слабый росток честности и порядочности, потому что если у тебя есть всё, а у кого-то рядом нет ничего, это значит, что ты обокрал того, у кого нет ничего, может, даже куска хлеба, чтобы поесть, элементарно утолить голод.

И тогда не будет мниться по тёмным углам вонючий козлина. Грязно ухмыляться и дышать смрадно в лицо, покручивая многозначительно хвостом.

И жизнь, свободная от подлости и низости накопительства, станет простой и чистой.

В этом, по мнению Ивана Ивановича, состояла высшая философия жизни. Намутил что-то в житейской философии две сотни лет назад Адам Смит, возведя в высший идеологический культ капитализм. Перепутал культ души с культом денег. Вот и расплачиваемся мы в который раз за глупые идеи своих и чужеземных умников. Немыслимо дорогой ценой платим мы за их самонадеянную, ничем не оправданную глупость.

И ему было жаль друга. И он ничем не мог ему помочь. Где-то была та невидимая, пролегающая в душе каждого граница, которую порядочный человек не имеет права переходить, если, конечно, он хочет остаться человеком.

И Иван Иванович не знал, когда его друг перешёл эту невидимую границу, тогда, в детстве, когда они играли на берегу моря, – всё, говорят, начинается с малого, или потом, когда его друг решил променять трудную карьеру учёного на скользкую и опасную дорогу золотодобытчика.

Даже Верочка, самоотверженная спутница Виктора, как-то вскользь, когда они сидели за завтраком в тени раскидистой пальмы у прохладной синевы бассейна, сказала:

– Как всё-таки счастливо мы жили раньше! У нас, может, не всегда были деньги, и иногда было не на что даже купить еду, но тогда мы знали, зачем мы живём! У нас была дорога. Нам было куда идти дальше. А что теперь? Теперь мы, что называется, пришли. Картина Репина маслом «Приплыли!».

Денег море, а идти некуда. Впереди пустота! Пропасть! Для чего старались? Сколько всего перенесли! И, спрашивается, зачем? Во имя чего? Неужели так бывает всегда, когда цель достигнута?

На какое-то время возникла немая пауза. Никто не знал, что сказать. Витька досадливо поморщился, а Иван Иванович дипломатично промолчал. Что можно сказать на такие слова? Люди хорошо живут. Любое желание выполнимо. В семье лад и порядок. Что ещё хотеть?

Обычные женские капризы. Всё есть, но чего-то всё равно не хватает. Трудностей ей снова захотелось. Преодолений. Совсем зажрался народ.

Перестал различать просто хорошее от небывало хорошего.

И, конечно, надо быть круглым дураком, чтобы сказать в такой ситуации хоть слово. А Иван Иванович и не собирался ничего говорить. Упаси господи возразить женщине! Правда, отчасти он её понимал. Не совсем, но до некоторой степени. Ситуация не предполагала однозначных суждений.