Игорь Юрасов - Божественная Земля

Дамочки между тем, слушая Монгола, визжали от восторга, а мужчины морщились, внимая ему. При всей своей успешности и кажущейся всем очевидной разумности, они явно чувствовали свою умственную и физическую ущербность, граничащую с убогостью, рядом с этим вальяжным интеллигентом, обладающим далеко не праздными, бьющими наотмашь по домостроевскому сознанию, разрушающими его вековечный уклад идеями.

А женщины влюблялись в Монгола с одного взгляда. Они природным женским чутьём чувствовали в Монголе, несмотря на его бесшабашную вывихнутость, настоящую, первобытную, приводящую их в неописуемый восторг дикую природу.

Они видели в Монголе то, чего днём с огнём нельзя было найти в их мужьях, разъевшихся до неприличности колбасниках, владельцев магазинов, мясных лавок, пивных королях. Безусловно, он обладал харизмой. Очень редкое качество в среде дельцов. От Монгола веяло настоящей, мужской, всё подчиняющей себе физической силой. Это было удивительное сочетание демонической, разящей наповал красоты и физической мощи, и дамочки, едва представлялась им такая возможность, моментально забыв о своих мужьях, суженых, ряженых, вешались на Монгола гроздьями, бросались на Виктора, как бросаются изголодавшиеся вши на жирного, хорошо откормленного, чистопородного красавца, кобеля-производителя.

Он им нравился, сводил их с ума, особенно молодых, ещё оглядывавшихся вокруг в поисках приоритетов и образцов для обожания, этот сорокапятилетний самоуверенный красавец, взиравший на окружающий мир неизменно с улыбкой превосходства из-под длинных, женственно красивых ресниц.

Они начинали дуреть, едва завидя его. Сходили с ума и великосветские львицы, жёны титулованных сановников, и заурядные простушки, которые, кроме физических совершенств и обалденных претензий, ничем другим не обладали.

Сколько Иван Иванович помнил, так было всегда, с младых ногтей. Позже, в институте, конец всему этому на какое-то время положила Верочка, их сокурсница. Она не была красавицей, но обладала чем-то таким, необъяснимым, чего и близко не было у всех этих развесёлых записных красоток. И сердце красавца и непревзойдённого столичного донжуана Виктора дрогнуло. Он сделал ей предложение. Предложение не было отвергнуто, правда, с некоторыми, оговорёнными Верочкой заранее, условиями насчёт бесчисленных подруг Виктора. Виктор клялся и божился, что он ни при чём, это всё они, бесстыжие, и впредь он никогда и так далее, и они – Верочка и Виктор – образовали супружескую пару, повергнув бесчисленные ряды поклонниц и воздыхательниц Виктора надолго в бездну уныния и печали.

«Это же надо такому случиться! Что он, богемный полубог-получеловек, нашёл в этой зачуханной простушке? Ни внешности, ни состояния, ни положения в обществе! Чем она, серая мышь, его взяла?» – судачили они между собой, пока боль столь неожиданной всеобщей утраты не прошла и они не нашли новых, более или менее достойных предметов обожания.

А супружеская пара, кто бы что ни говорил, получилась на заглядение. Они долго жили в любви и согласии. Детей, двух сорванцов, воспитали настоящими, стойкими, без страха и упрёка мужчинами. Один стал моряком, другой лётчиком. И жили бы так и дальше, если бы не деньги, вдруг, как дождь с неба на иссохшую землю, посыпавшиеся отовсюду на Виктора. Большие деньги!

Большие, разумеется, в их тогдашнем понимании. Маленькие деньги предполагают ограниченные, незначительные траты, большие же деньги требуют больших затрат, широкой, разгульной жизни.

И Монгол загулял. Загулял широко, безоглядно, как будто и не было раньше никакой что-либо стоящей жизни и лишь теперь, когда появились солидные наличные, он начал понимать, как следует такому человеку, как он, жить без оглядки на кого-либо и на что-либо, по-настоящему.

Иван Иванович не узнавал приятеля. Гибельный свет наживы, шальных денег всепожирающим огнём вдруг засиял в глазах его друга.

Куда подевался простой, дружелюбный паренёк из южного городка, готовый выбросить обратно в море с большим трудом собранные на берегу медные и никелевые монетки – целое состояние в их тогдашнем детском понимании? Куда подевался человек, понимавший его с полувзгляда, с полуслова, с которым они всё, что имели, не считаясь, делили пополам?

Что-то в происходящем, по мнению Ивана Ивановича, было не так, как следовало, как должно было быть. Не зря, должно быть, Монгольский спрашивал на вечеринке о докторе Фаусте.

Нет, всё, казалось бы, по-прежнему оставалось на своих местах и было, как прежде, и стремление помочь: Виктор неоднократно, после особенно удачных вечеров, когда он оказывался в фаворе, предлагал Ивану Ивановичу значительные суммы денег.