Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

– Лев Моисеевич, но никогда евреи не работали на кума, и не было в лагерях еврея – педераста! А этот работает на кума, и ещё гордится этим! Еврей – мент это стыдно!

– Чтоб я так умер, как он работает на кума… Кто, покажите мне пальцем кто от него пострадал, кто!? Ну дал Якобсон подписку, чтоб его оставили в покое, и пускали жену на свидание, но тут же рассказал об этом каждой бродячей собаке. И где ему брать информацию, в постирочной? Не судите так строго старика, ему и так тяжело.

Вы поймите, Марк, я ничего против русских не имею, у меня две жены были русские, и дай вам Бог такую еврейку. Первая, Катя, земля ей пухом, говорила на каждом углу «Лёва хоть и еврей, но очень хороший человек». Царство ей небесное. Она умерла в Ленинграде от голода, всё отдавая нашему Моничке. Потом ему всё отдавала её соседка – западная хохлушка. Я долго не мог забрать их из блокады, спасибо братья упросили Митю Шостаковича. С Моничкой и Галю привезли полумёртвую. Всё Моничке отдавала. Она долго жила с нами помогала мне по хозяйству, не могла с Моней расстаться, да и я жил с ней какое-то время. Так вот, она убирала в квартире со словами «Шоб жидивського духу не було». Брака настоящего у нас не получилось, но лучшего человека я в жизни не встречал. Это святая женщина. Я потом снова женился, уже на еврейке – пианистке, так Галя и убирать приходила и готовить, лишь бы я Моню не забирал из её коммуналки. Правда он, и сам от неё в жизни бы не ушёл.

А моя последняя жена только собой и была занята.

Правильная пословица «Хочешь хорошего мужа – выходи замуж за еврея, а хочешь плохую жену – женись на еврейке».

Где сейчас моя последняя жена и где Галя. Хотите посмеяться? Так хохлушка Галя, которая выметала из дома еврейский дух, с Мониной семьёй и с моими болячками, а еврейка Лиля уже давно замужем.

Только я вам, Марик, скажу так: «Еврейство не дар Божий, а тяжкий крест». Этим не нужно гордиться, но и нелепо этого стесняться. Так получилось.

Вы знаете я последнее время стал верить в Бога. В какого? Этого я ещё не знаю.

И тогда Нина Давыдовна Плоткина сказала: – Они сами себя загнали в угол. Поверьте. Марик, если они просуществуют больше десяти лет, я съем Вашу шляпу.

Они – это коммунисты. На дворе осень 1979 года. Нина Давыдовна – заведующая складом запчастей.

СССР силён, как никогда.

Невероятно! Но она практически не ошиблась. Все ошибались. И я в том числе. А она оказалась умнее и прозорливее всех.

Она всегда говорила умные вещи.

На мой естественный вопрос, что она столько лет делает на Севере, имея квартиру в Днепропетровске, она ответила:

Запомните, Марик, слова умной и, к сожалению, уже не молодой женщины:

– Важно, не где ты. Важно кто ты. Здесь я уважаемый всеми человек. Всеми.

И это была чистая правда. Нину Давыдовну Плоткину знали, уважали и любили все.

У меня для всего этого была особая причина. И вот почему.

Я уже больше полугода был на поселении. Одного из немногих меня оставили в городе, и я продолжал руководить лесобиржей, что до поры до времени всех устраивало. Всё у меня катило, как по маслу, и жаловаться было грех.

Однажды мне позвонили из политотдела Управления МВД и сказали, что я в списках на уборку картошки, и должен куда-то там явиться утром такого-то числа в рабочей форме.

Человек я законопослушный, и в воскресный осенний погожий день с большой группой работников Управления прибыл на огромное картофельное поле помогать выполнять Продовольственную программу.

Меня распределили в звено из девяти человек, всех офицеров, которое должно было на машине собирать полные мешки и отвозить их на овощную базу. Командовал и надзирал за всеми тружениками полковник Храпченко Владимир Ильич – начальник политотдела Управления.

На политические должности, как правило, попадали люди неумные и злые.

Тем и продвигались.

Храпченко был редкой скотиной и имел кличку Суслов, по имени тогдашнего главного идеолога страны – такой же редкой сволочи. Сам Храпченко, как и Суслов, не пил, не курил, был примерным семьянином, был аскетичен, немногословен, и ждал скорого перевода в Москву.

Окружающие ждали этого ещё больше.

Работали все весело. Картошка была крупная и чистая.

У моих офицеров с собой было и выпить и закусить, поэтому им было веселее всех.

Мы уже сделали несколько ходок на овощебазу, когда мужики о чём-то пошептавшись, заехали в лесополосу и сбросили в кусты девять мешков картошки.