В. Строгальщиков - Слой

Деньги из бумажника и стянутого резинкой круглого свертка он разложил на столике для просушки, и к утру они скрючились и лежали охапкой бумажного хвороста. Проспавшийся сосед собирал их и разглаживал, материл себя и не помнил ничего из слесаренковских рассказов о вчерашнем, только вздрагивал при каждом новом повороте загульного сюжета и тряс головой. Вечером он явился изрядно поддатый с девками и полузнакомыми футболистами из старого состава «Спартака», и все потекло привычным руслом и закончилось спаньем вповалку на полу, в креслах и по трое на каждой кровати. Только Виктор Александрович спал в одиночку на «своем» диване и назавтра улетел домой: слава богу, командировка закончилась.

Когда Кротов спустился в ресторан — на пять минут позже назначенного срока, стараясь соблюсти некую форму гостевой гостиничной вежливости, — он с удивлением обнаружил, что пришел на завтрак едва ли не последним.

Раскланявшись с присутствующими, он присел за общий стол, накрытый по-шведски, на полный выбор, и первым делом налил себе кофе из большого кувшина-термоса. Пятнадцатиминутный обжигающий душ почти изгнал остаточные явления ночного перепива и перекура, и Кротов слегка погордился собой, что вот он сидит, свежий и гладко выбритый, — настоящий мужик, умеющий пить без ограничений и без печальных последствий. Но только он хлебнул кофе и повел глазами по расставленной обильной еде, как быстро понял, что переоценил свои возможности, и с трудом продавил большим глотком горячего кофе охвативший горло спазм. Сидевший наискосок Кульчихин, все замечающий и все понимающий (сволочь), утешительно подмигнул Кротову и негромко пробасил:

— Курить бросай, Виталич.

Сам Кульчихин ел с аппетитом и (точно сволочь!) прямо-таки светился здоровьем. Кротов отыскал глазами Слесаренко и по-братски улыбнулся, увидев его пустую тарелку и огромный бокал минералки: наш человек…

В автобусе Кротов хотел подсесть к Слесаренко, но кресло рядом уже занял секретарь ассоциации Винников, что-то рассказывал думскому заму, потрясывая пачкой бумаг. Слесаренко молча кивал, искоса поглядывая в бумаги, потом рассмеялся и одобрительно похлопал Винникова по колену. Кротов прошел в глубь салона и устроился на свободное место у окна.

Ночной разговор с думским начальником оставил по себе двойственное впечатление. Кротов впервые увидел в Слесаренко в общем-то близкого ему по характеру и образу мыслей человека: неглупого, упрямого, принимающего жизнь такой, какая она есть. Тем неприятнее было Кротову размышлять о неизбежном дальнейшем раскруте сложившейся ситуации. Он не любил обманывать людей, даже совсем незнакомых, как не принимал безоговорочно и само слово «обман». Жизнь устроена так, что в неисполнении обещанного не всегда есть заведомость, а в неполной правде не всегда есть предательство, ибо слаб человек — жизнь сильнее его. Честно говоря, Кротов еще и сам не знал, как будет поступать далее, но тонкая ниточка внутреннего родства, протянувшаяся ночью меж ними, уже опутывала душу несвободой.

— Пять грамм? — спросил Кротова возникший у кресла Винников.

— Побойся бога, Борис Васильевич! — сердито произнес Кротов и добавил помягче: — Спасибо, все хорошо. Сервис на высшем уровне.

— Веников не вяжем, — удовлетворенно хмыкнул секретарь. — Ладно, пойду к прессе…

Кротов немного помедлил, сам себя и толкая, и осаживая, затем поднялся и боком двинулся вперед по узкому проходу.

— Можно, Виктор Александрович?

Слесаренко глянул на него, кивнул на соседнее кресло.

— Как самочувствие?

— Могло быть и хуже, — вздохнул Кротов. — Кульчихин советует: надо с куревом завязывать. Вон какой огурчик…

— Ну, у него жена молодая, — хмыкнул Слесаренко, — надо беречь организм.

— Кто не курит и не пьет…

— …Тот совсем наоборот! — неожиданно закончил фразу Слесаренко, и оба рассмеялись. В промежутке передних сидений появились седые усы и насмешливый взгляд директора завода «Сибнефтемаш» Толчеева.

— Веселитесь, начальнички?

— В меру сил, — ответил Слесаренко.

— Тогда анекдот. Идет вдребезги пьяный мужик по темной улице. Вдруг видит: что-то большое, черное, страшное… «Ты кто?» — спрашивает мужик. — «Я черное уродище-е-е!» — «Сгинь, сгинь!» — машет руками мужик и идет дальше. Смотрит — что-то большое, белое, страшное… «Ты кто?» — «Я белое уродище-е-е!» — «Сгинь, сгинь!». Идет дальше, дрожит от страха. И тут видит: что-то маленькое, серое… «Ага, я тебя знаю! — радостно вопит мужик. — Ты серое уродище! Сгинь, сгинь!» — «Пройдемте, гражданин…».