В. Строгальщиков - Слой 3

– Мне пора. Приятного вам аппетита. И доброй дороги уважаемому депутату.

Харитонов кивнул, продолжая жевать, и прикнопил пальцем воротник рубашки. Слесаренко разрешительно двинул бровями. «Смешно на вас глядеть, господа начальники...».

С милицейского поста у входа в мэрию он позвонил на телестудию и еще минут десять курил у крыльца, ожидая машину. Когда подкатил знакомый «мицубиси», он бодрячком пырнул в салон и не увидел Анны. Вместо нее на правом переднем сиденье торчал столбиком репортер Мальцев – нахмуренный пацан в неподвластном погоде и времени черном костюме.

– Где венок? – спросил Лузгин.

Какой венок? – еще больше нахмурился Мальцев.

– Проехали...

Он расстроился, что не было Анны. И не только потому, что как репортер мальчик Мальцев был на разряд слабее Лялиной. С некоторых пор он почти физически ощущал ее присутствие или отсутствие. Когда однажды Анна уехала в Сургут на какой-то короткий семинар – рано утром туда, вечером обратно, – а Лузгин проснулся, как обычно, в начале восьмого и, еще не открывая глаз, как-то сразу безошибочно понял, что ее уже нет, уехала. Нет ни здесь, ни дома, ни на улице, нигде в этом пустом и ненужном городе. А он-то думал, что давно уже забыл, как это бывает. И до позднего вечера он маялся душившей сердце пустотой, бродил по номеру, боясь обжечься телефонной трубкой, пока не почувствовал вдруг: здесь, приехала. Настукал номер и услышал голос: «Да, только вошла, да, конечно...».

Поначалу ему очень не нравилась ее фамилия – какая-то кукольная, пошло-жеманная; в общем, фифочная: «Ля-ли-на». Звучало как пресловутая строчка «Ля-ля-фа» из шлягера нимфетки-девочки Варум. Но со временем карамельная музыка глупеньких нот перестала его раздражать, и он прислушался, привык, как привыкают к колокольному «динь-дону» электронного наддверного звонка.

«Твоя Лялина...».

На рельсы они приехали вовремя.

– Снимать все подряд, что бы ни случилось, – сказал Лузгин репортеру в черном, когда вылезли из машины на песок. – Если камеру разобьют, купим новую. Если голову – тоже.

Мальчик Мальцев сделал мужественное лицо и командирски махнул оператору.

– Эй! – крикнул Лузгин ему вслед, и репортер обернулся. – Насчет камеры я пошутил.

Возле насыпи стояли два огромных «икаруса», окруженные толпой; доносился тревожащий гул голосов, прорезаемый бабьими выкриками. Лузгин потоптался у машины, прикуривая и глядя на горизонт, и пошел по песку в нарастающий шум – надо видеть, такая работа. Было ясно: с вокзала на автобусах прибыли отпускники увещевать и давить пикетчиков.

Он выбросил окурок и плечом вперед полез в толпу, приближаясь к ее эпицентру. Не дойдя двух шагов до края внутреннего круга, он прекратил движение и стал смотреть и слушать.

Громче других кричала полная женщина в хорошем кожаном плаще, прижимая к его большим накладным карманам головы стоящих по бокам детей – мальчика и девочки в одинаковых оранжевых курточках; у девочки поверх «болоньи» свисала аккуратная красивая коса.

– Они-то в чем виноваты? – Женщина коротко стукнула в грудь стоящего перед ней мужчину и снова прижала мальчишкину голову. – Первый раз за три года путевку дали в санаторий, в детский, понимаешь, а у него легкие, он северный ребенок, он в жизни моря не видел, ты, морда твоя паршивая!.. Убирайся отсюда, гад, убирайся, или я за себя не отвечаю! – выкрикнула она и заревела в голос. – Что вы за люди? Сволочи вы, а не люди...

– Я вас понимаю, – громко, с надрывом произнес мужчина. – Но и вы нас поймите! Сами дошли до крайностей, наши бабы уже на рельсы лечь готовы!

– А пусть ложатся, – ровно, без истерики, сказала женщина в плаще. – Лучше на рельсы, чем с такими сволочами жить, как вы.

– Да что ты мелешь, стерва! – новый бабский голос взвился над толпой. Лузгин не видел, кто это, лишь замечал над плечом у мужчины дерганье цветастого платка. Ишь ты, блин, «пусть ложатся»! Сама в отпуск собралась, денежки-то есть, получается, а нам тут жрать нечего, еще и детей привела, бесстыдница, какая ты мать после этого, сама давай уматывай, морда вон с жира трескается...

– Убила бы, – все тем же ровным голосом сказала женщина в плаще. – Вот так вот взяла и убила бы.

Лузгин поежился в толпе и на секунду опустил глаза, но снова поднял их и поискал среди голов черный зрачок телекамеры. Он увидел сердитого Мальцева, сжимавшего в кулаке гранату микрофона, и за его спиной горбатый силуэт «Бетакама». Работают, отметил он, пусть работают.