В. Строгальщиков - Слой 3

– Сейчас?

– Да, сейчас.

– В половине второго?

– Да, в половине второго.

– И зачем, позвольте спросить?

– Даже страшно подумать: зачем.

– Тогда приезжайте.

– Сейчас?

– Да.

– В половине второго?

– Да.

– Спасибо, – сказал он на вздохе и положил трубку.

И тут же понял, что не знает, где она живет, и ни за что на свете не решится набрать ее номер повторно – сегодня и никогда. Где-то оставалась водка, а еще лучше выпить пива, тогда голова пойдет кругом, и он сразу уснет, а назавтра похмельные муки выдавят из головы эту ночную ненужную глупость.

Звонок испугал его. «Кротов, – подумал он. – Проверяет...». Лузгин взял трубку и недовольно произнес:

– Але-о?

– Вы же не знаете, где я живу, – сказал голос Лялиной. – Берите бумагу и записывайте.

Бумага лежала прямо перед ним – ее визитная карточка. Он перевернул визитку буквами вниз и принялся царапать на чистой стороне полосы, квадратики и стрелочки, едва сознавая, что он делает и зачем.

– Повернете и – первый же подъезд, – сказала Лялина. – Ну как, доходчиво?

– Доходчиво, – сказал Лузгин. – Мне захватить чего-нибудь? Вина, фруктов, шампанского? Или покрепче? Приказывайте – будет исполнено.

– Вам честно ответить или по сюжету?

– Предельно честно.

– Я есть хочу, – сказала Лялина. – Предельно.

– Вот здорово, – сказал Лузгин. – Я тоже голоден, как волк. Через... – он заглянул на часы, – двадцать четыре минуты я буду у вас.

– Не звоните, – сказала Лялина. – Дверь не заперта.

«Так не бывает», – подумал Лузгин и бросился в ванную. Нет, потом, там, нет времени, просто чистую рубашку и белье, остальное там, потом! Он рванул на себя дверцу холодильника – все не то, гнусная мужицкая жратва, надо будить буфетчика.

Через полчаса с пакетом ресторанных свежесваренных пельменей, сомнительным французским шампанским вином и натуральным «скотчем» в квадратной бутылке он бежал вприпрыжку по этой самой дороге, только в обратном нынешнему направлении.

«Твоя Лялина»... Лузгин дернул головой, чтобы сбросить тень того ночного наваждения, и заставил себя думать о сегодняшнем.

В кабинет Слесаренко он вошел в половине третьего. По телевизору только что должны были закончиться городские новости сняли неким сюжетом о встрече на рельсах, и Лузгин изготовился к драке, но драки не случилось – «выручил» сидевший сбоку у стола депутат областной Думы Харитонов: в его присутствии Слесаренко ограничился быстрым, как шлепок ладони, взглядом и будто нехотя кивнул на ряд свободных стульев. Лузгин обошел вокруг стола и занял место рядом с Кротовым; друг моргнул левым глазом все в порядке. Харитонов же посмотрел на Лузгина с боязливым уважением. Был великий соблазн вставить в сюжет пару кадров с растерянным до крайности харитоновским лицом, но Лузгин удержал себя и не вставил – рано еще, не ясна ситуация – и мысленно похвалил себя за проницательность: в избирательной кампании лишний враг совсем не нужен. Он не любил Харитонова за его оголтелый большевизм, но отдавал себе отчет в том, что радикальность депутатских взглядов находит отклик у значительной части избирателей – до двадцати пяти процентов, а так называемая «работа с электоратом» первым пунктом включает в себя умение считать и рассчитывать.

– Еще раз примите мои соболезнования, Виктор Александрович, – поставленным голосом произнес Харитонов. – К стыду своему, не знал...

«Ни фига себе! – подумал Лузгин. – У заместителя председателя городской Думы умирает жена, а областной депутат, прошедший, между прочим, по городскому округу, об этом не знает? Хреновый вы политик, товарищ Харитонов...».

– Спасибо за сочувствие, но с этим вопросом мы закончили. – Слесаренко одернул лацканы пиджака, словно мундир оправил. – Сейчас гораздо важнее прояснить позицию областной Думы в вопросе о возможной национализации «Севернефтегаза». Если я правильно понял, единой позиции нет?

– В Госдуме нас активно поддерживает Луньков.

Я это знаю. И тем не менее...

– Единой позиции нет, – Харитонов многозначительно поднял брови. – Есть, так сказать, состояние неустойчивого равновесия. И если слегка подтолкнуть, выразить свое отношение, опираясь, так сказать, на требования народных масс...

– Массы требуют денег, зарплаты, а не перемены формы собственности, – включился в разговор Кротов. – И не в светлом коммунистическом будущем, а сейчас.

– А вы думаете, они получат свои деньги в светлом капиталистическом будущем? Народ уже ограбили однажды, отобрав и поделив между банкирами нефтяную промышленность великой страны, теперь его грабят повторно – не платят то, что заработано потом и кровью.