Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

В ответ на сбивчивые возражения классной руководительницы, что дело-то как раз в том, что они уже не дети, что в семнадцатилетних юношах и девушках просыпается их способность любить, а первое чувство — оно такое трепетное, такое важное в жизни человека, по нему нельзя бить запретительной кувалдой, да и Герман очень славный мальчик, он плохого Юле не сделает, Элеонора Михайловна отрезала:

— Первая трепетная любовь потому играет такую важную роль в жизни девушки, что она часто заканчивается ранним абортом и, как следствие, проблемами с возможностью иметь детей в бестрепетном законном браке. Вы же понимаете, Зинаида Николаевна, что вас не погладят по головке, если выяснится, какую вседозволенность вы развели во вверенном вам классе.

Учительница, отлично зная, что ничего из ряда вон выходящего в десятом «Б» не происходит, всё же струхнула. В данный момент кружком её приятельниц разрабатывалась кампания по выдавливанию завуча Морозовой на пенсию, на освободившееся место поставить намечалось Зинаиду Николаевну, и проблемы на пустом месте, которые вполне могла раздуть стоящая перед ней стервозная баба, сейчас пришлись бы совершенно некстати. Решив осадить Астахову-старшую, она заявила, что, вообще-то родителей от воспитания собственных детей никто не освобождал, а перекладывать ответственность за нравственность своей дочери на педагогический коллектив уже само по себе аморально.

Попытка отбить мяч, поданный Астаховой, удалась, однако вовсе не потому, что аргументы учительницы показались той убедительными, а совершенно по другой причине. Элеонора Михайловна воспылала праведным гневом настолько, что впервые за Юлину школьную жизнь по своей инициативе пошла на контакт с педагогом вовсе не потому, что её вдруг обеспокоило будущее дочери. Родительница одного из одноклассников дочери, вхожая в «сферы», принесла на хвосте весть о том, что дочка Астаховых связалась с немцем, и её семья ничего не имеет против. Видимо, Астаховы окончательно смирились со своим падением, заключили дамы из высшего общества. В этой ситуации Элеоноре Михайловне не оставалось ничего иного, как выказать своё несмирение. Когда её лобовая атака на учительницу захлебнулась, она пошла более каверзным путём.

— В нашей семье культивируются непредвзятость и демократичность. Мы с Павлом Ивановичем ничего не имеем против того, что Герман, новый друг нашей дочери, является сыном простых заводских рабочих...

— Его родители инженеры..., — кинулась на защиту своего любимца Зинаида Николаевна.

— Это несущественно, — перебила Астахова. — Было бы даже лучше, если бы его отец стоял у токарного станка, а мать протирала какие-нибудь болванки ветошью — это ещё нагляднее демонстрировало бы широту наших взглядов. Но дело в том, что ваш славный мальчик Герман происходит из немецкой семьи. Немец, это всё же приличнее, чем еврей, но, согласитесь, в этом тоже мало хорошего.

Юлина мать не без удовольствия наблюдала, как при последних словах по лицу Зинаиды Николаевны пробежала лёгкая судорога. У неё была отличная память на «кто есть кто», и она, разумеется, помнила, что муж позеленевшей от злости учительницы, Владимир Ефимович, для многих из десятого «Б» с начальной школы так и оставшийся дядей Володей, был евреем. Пусть это не в меру ретивое ничтожество разъярится как следует, решила Элеонора Михайловна, тем верней пойдёт слух, что Астаховы не желают сдавать позиций.

— Сейчас Юленька ещё слишком молода, чтобы разбираться в таких вещах, но мы-то с вами, Зинаида Николаевна, знаем, что немцы входят в негласный список лиц, чьё продвижение по службе не приветствуется. Юля повзрослеет и поймёт, что потакая её отношениям с бесперспективным молодым человеком, мы с вами сослужили ей плохую службу.

Не отдам я вам Геру на съедение, подумала Зинаида Николаевна, подумала она и о яблочке от яблоньки, и о том, что харатерец у Астаховой-младшей уже сейчас непростой. В средних классах Юля стала вести себя с Зинаидой Николаевной вызывающе дерзко, потом смягчилась, видимо, сообразив, что свой норов учителям до получения аттестата показывать не стоит — она рано настроилась на медаль. И, по всей видимости, подстроилась. Куда против неё Гере, бесхитростному и начисто лишённому бойцовских качеств! В начальной школе, пока мальчики были неудержимо драчливыми, он не только никогда не нападал первым, даже сдачи не давал — не мог ударить человека, за него всегда заступался Валя Горшков.