— Но, ведь «Юлия Логинова» — всего лишь мой псевдоним. Я и мое «имя» — не одно и то же.
— Опять ты мудришь.
— А, если меня перестанут печатать, и я пойду мыть сортиры, как ты тогда будешь ко мне относиться?
— Почему же сортиры сразу? Университет тебя на преподавание с руками оторвёт.
— Но, если я, скажем, умом тронусь и не смогу делать ничего другого, кроме, как сортиры мыть?
— Ну и тесты у тебя! Прямо не знаю, что и ответить.
— Спасибо, папа. Ты уже ответил. Извини, я спешу.
Так, с отцом тоже полная ясность.
Полистав записную книжку, на букве «з» Юлия наткнулась на свежую запись, сделанную почерком мужа. Это оказался номер бывшей классной руководительницы Юлии и Германа. Сейчас эта, может быть, последняя услуга мужа пришлась кстати.
Глава двадцать девятая
— Алло! — раздался в трубке голос, который она узнала сразу, хоть и не слышала его больше двадцати лет.
— Зинаида Николаевна, здравствуйте. Это Юля Астахова.
— Юленька! Как хорошо, что ты позвонила, и хорошо, что именно сегодня! Я как раз только что прочитала твою новую статью — о бывших «афганцах». Замечательно! Я все время горевала: такой талант пропал! — одни штампы да канцелярщина, себя считала в том повинной, а сегодня...
— Сейчас не об этом. Мне нужно задать вам один вопрос. Это важно для меня.
Юлия уже не «держала голос», говорила отрывисто, хрипло.
— Юля, тебе плохо? Скажи, куда мне надо подъехать? — заволновалась Зинаида Николаевна.
— Мне плохо, но ехать вам никуда не надо. Ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, в последние дни по ряду причин не выходящий у меня из головы. Зинаида Николаевна, почему тогда, в десятом классе, вы были абсолютно уверены, что я испорчу Гере жизнь?
Учительница так растерялась, что Юля на другом конце телефонного провода сумела это почувствовать.
Даже спустя двадцать лет Зинаида Николаевна не могла сказать правду.
В начале Юлиного десятого класса ей позвонила Элеонора Михайловна Астахова и потребовала встречи для конфиденциального разговора. К тому времени классная руководительница уже вполне сориентировалась в социальной значимости родителей своих учеников и прекрасно знала, что Астаховы в рейтинге их двадцать третьей школы занимают отнюдь не высокое место. Юлин отец некогда являлся быстро растущим функционером, но совершил какую-то ошибку и вылетел из обоймы. В последние годы его держали на незначительных должностях, часто перемещали с места на место, или по горизонтали, или даже с понижением, не оставляя шансов для продвижения по карьерной лестнице.
В то время как муж бодро интриговал, рассчитывая ещё раз ухватить ускользающую фортуну за хвост, — людьми у нас не бросаются, рано или поздно наступит и на его улице праздник — Элеонора Михайловна жестоко страдала от утраты своего статуса. Бывшие приятельницы, чьи более успешные мужья обеспечивали им устойчивое положение в обществе, сначала всё реже приглашали её в свою компанию, а потом и вовсе стали старательно избегать разговоров с ней при случайных встречах. Элеоноре Михайловне стоило всё больших хлопот добывать достойные вещи, а когда связи окончательно перестали срабатывать, она стала переплачивать за дефицит втридорога. Элеонора Михайловна не могла ударить в грязь лицом, обнаружив перед бывшими подругами отсутствие у неё, например, гедеэровского костюма джерси, из тех, что небольшой партией, только для своих, поступили в город.
Она слишком хорошо помнила, что там, внизу, куда вернуться было бы хуже смерти, она была не Элеонорой, а обычной Ленкой с ненавистной ей фамилией Гаврюшкина. Там злобилась коммуналка, беспробудно пил отец, целыми днями орала мать. В существование достойной жизни там, внизу, она не верила, потому что никогда с таковой не соприкасалась. Сначала был Каляевск, захолустный городок её детства, где все, кого она знала, жили одинаково — там пальто не покупали, а «строили», там болтались на проводах заляпанные извёсткой выключатели, там женщины выбивали из мужей их жалкую «получку», а после боя, не слишком стесняясь, ходили с долго выцветающими синяками.
А потом Ленка попала в квартиру двоюродной тётки, просторную и обставленную красивой мебелью с завитушками. Она напросилась к богатой родственнице в гости вскоре после того, как шестнадцатилетней девчонкой в сорок шестом году поступила в загряжский строительно-монтажный техникум. Тётка, тоже ведь из Каляевска, а сумела прорваться, жизнь её была прекрасна и светла: непьющий муж-полковник, блестящие паркетные полы, каракулевая шубка, духи «Красная Москва». Ленке выпала счастливая карта: тётка пригласила её жить к себе, в солидный дом с гулкими парадными, расположенный почти в самом центре города. Недолго размышляя, она перебралась из холодной, обшарпанной и пропахшей мочой общаги в крохотную, но уютную комнатку при полковничьей кухне.
Читать дальше