– Очень хочу.
Не закоченевшая рука шубертовского нищего музыканта, а крепкие юные ручки начали великую мелодию. И три голоса завели любовные жалобы.
Миленький уехал, не сказал, куда.
В синем небе светит яркая звезда.
Отзовись, любимый, вспомни обо мне.
Синей ночью светит свет в моем окне.
Для тебя зажженный, он зовет: приди!
Если будем вместе, счастье впереди.
Рита-Яблочко выводила «приди!», глядя на меня пристально и многозначительно. Анита тоже оглянулась через плечо. Песню она запомнила не до капельки, а присочинила половину. Да и что мог нагудеть ей механический органчик? Конечно, это было уморительно смешно. Но и ужасно жалко. Непонятно кого. Разумеется, я похвалил, но зачем-то сказал: «Только по-настоящему не совсем так и в другой тональности».
Анита заволновалась, завертелась. А вы разве знаете? А где вы слышали? Ах, разучивали? Сыграйте, ну пожалуйста! А я подыграю. Не бойтесь, сразу перейму! Садитесь на мое место. А ты брысь!
Старое пианино дребезжало не «чуточку», а основательно. От этого глухая квинта в басу звучала особенно уныло. Именно так, как надо. Пальцы все вспомнили сами. Анита напряженно дослушала, не подыгрывая, и сразу потребовала: а про что там на самом деле? Какие слова? Я изложил знаменитую историю. Она кисло спросила: «И все?» Рита-скромница шепнула: «Но это же хорошо, что он позвал старичка с собой». Рита-кокетка смотрела без выражения. Анита раздумывала, покусывая то верхнюю губку, то нижнюю. И вдруг рассердилась.
«Ну и что это значит? Ах, у старичка ни гроша на тарелочке и собаки на него ворчат! А зачем он торчит за деревней? Там никто не услышит эту его лиру. Или шарманку. Или на чем он там играет. На рынок надо идти, вот куда. А если озяб, пусть сыграет в кабачке. Там и накормят и стаканчик нальют… Этот тоже хорош, одинокий странник на зимней дороге! А тот из ума выжил, и ветром его качает. Что он с ним делать будет? Вместе горе мыкать, песни распевать? Ну и дурак! Кому это надо?»
Добрая Рита что-то тихо возразила, я не понял. А сочинительница отрезала:
– Толку-то, что будут вдвоем. Меня бы спросил, я бы ему все сказала. У нас нищих нету! А песни петь молодым нужно с молодыми! Вот так-то. У меня вышло лучше. И правильнее!.. Сыграйте еще раз, ну пожалуйста.
С великолепной чуткостью перестроившись на точную мелодию, она запела. Своими правильными словами. Но было уже не смешно. Старый лирник потому и ушел подальше от людей, чтобы нагонять тоску не на всех подряд, а только на тех, кто его разыщет. Как я разыскал.
– Один раз услышу – что угодно спою! – похвалилась певица. – Надо еще парочку куплетов придумать. Чтоб все хорошо кончалось. И чтоб мелодия под конец повеселее. Поможете? – и она торжествующе сверкнула вишнями на Яблочко.
– Научите меня настоящим словам, – не сдавалась та. – Научите?
– Да ну, про босого старика с собаками! – смеялась крошка, забывшись от успеха. – За пятки его хватают! Еще петь про это!
Нудным учительским голосом я сообщил, что старик сам схватит кого угодно.
– Глупости! – с разгону выпалила Анита и опомнилась, ахнула испуганно.
– Схватит… – прошептала маленькая скромница. – Потому что старичок – это совесть. Правда?
Бойкие подружки смерили тихую ледяным взглядом.
Вечером на площадь я, разумеется, не пошел. Оттуда смутно доносилось: «Миленький уехал…» Похоже, красавицы обучали сограждан новой песне. Стук в дверь так и не раздался.
Этот шубертовский старик был демон тоски. Написать такое можно, а подумать или сказать вслух стыдно. Но чего и зачем я ждал? Пошлое пари не надо было затевать. А теперь не стоило забавляться последствиями. Не смешно. И милых подружек-певиц вовсе незачем было разглядывать сатирически. Я кокетничал с ними точно так же, как они со мной, и упивался ситуацией. Как петух в курятнике. Позорище…
В дверь бурно застучали рано утром. Нервы отозвались очень чувствительно. Но стоял на пороге – неизвестно кто. «Срочная телеграмма!»
Телеграмма была от матери. «Одобряем и поддерживаем начинание. Береги себя. Твои любящие родители». Часа через два – вторая. Опять срочная. «Отправили посылку со всем необходимым. Смело рассчитывай на любую помощь Твоя любящая мать». Я не успел сбежать от третьей: «Почему не отвечаешь? Немедленно телеграфируй. Телеграфируй немедленно. Мама». Если не ответить, мать не уймется. Наверное, я уже стал всеобщим посмешищем. Скрежеща зубами, пошел на почту. Вернулся – стучат. На этот раз сдержанно и с достоинством. Кого еще прислал ко мне демон тоски? Подмастерье от столяра-мебельщика. Принимайте работу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу