Елена Котова - Период полураспада

Лена не мыслила категориями «диалога с властью», которых не было в лексиконе того времени. Скорее она, как и другие яркие представители «Демроссии» – Вася Шахновский, Олег Орлов, Женя Савостьянов – видела себя в правительстве новой страны – вместе с Явлинским или Чубайсом. Желание дела, причастность к переустройству страны, амбиции молодости…

Лужков и Попов, понимающие, что энергию самых авторитетных депутатов стоит поставить на службу исполнительной власти, хотя бы для того, чтобы законодательная не путалась под ногами бесконечными прениями у микрофонов – быстренько пристроили закоперщиков к делу. Шахновского сделали управделами правительства, Савостьянова – главой московского КГБ, а Котову – председателем Москомимущества, поручив ей приватизацию «всея Москвы». Борис Николаевич Ельцин – когда Лене доводилось бывать в Кремле – привечал Лену: ему импонировали ее прямота и напористая хватка.

Первый месяц в Москомимуществе был адом: старая бюрократия сопротивлялась новому начальнику и пришедшей с ней беспомощной, неумелой команде. Помогали только вылупляющиеся в те годы из кооператоров будущие капитаны бизнеса, ездившие уже с охраной, но еще на советских «Жигулях»: Миша Ходорковский и его соратники, Володя Гусинский, президент компании «Мост». Компьютерщики «Менатепа», еще не банка, а не вполне понятной комсомольской финансовой компании, силой заняли машинный зал Москомимущества, поставили новую сигнализацию и охраняли к нему подступы с неделю, пока котовская «гвардия» обучалась премудростям обращения с базой данных недвижимости и предприятий. «Мост» поставил за свой счет охрану в здании комитета и подарил его руководству три компьютера, в ту пору экзотическую диковинку.

Лена едва отметила в сознании, что Виктор, новый муж Тани, помыкавшись по московским театрам, отбыл в Арзамас. Потом вернулся, потом, кажется, отбыл снова. Он постоянно твердил о том, что уедет в Израиль, а Ирка больше всего боялась, что ее глупая дочь поедет следом, поставив крест на своей концертной карьере. Алочка с Виктором Котовым активно обсуждали с Иркой Танину судьбу, причины ее развода с Бутлицким, причины неприязни Виктора Александровича Пикайзена к новому «зятю», с которым Таня не хотела ни расставаться, ни расписываться. Для Лены же сестра, как и очень многое из ее прошлой жизни, перестала существовать. Водоворот революционной страсти, постоянный надрыв… Омут, засасывающий безвозвратно и высасывающий до остатка. Сил хватало лишь не забывать сына, которого она перевела из своей бывшей школы, пришедшей в упадок, в одну из лучших – у метро «Парк культуры». Девятилетний Чуня ездил теперь в школу самостоятельно на метро с пересадкой на Павелецкой, а в остальном…

Лена и Коля приходили в отчаяние, открывая дневник сына. Математика: двойка и двойка. История: «три», английский: «три», «четыре», «три». Литература: «два», «два», «кол», «кол», и снова частокол двоек. По вечерам сын сообщал, когда мать спохватывалась, что дневники забрали на проверку и отдадут к выходным. Нередко в тот же вечер дневник находился под диваном, заполненным пестрыми записями: «Ваш сын систематически не делает домашнее задание», «Требую немедленной явки родителей в школу».

Летом, уже не в Пярну, а в Юрмале, они по утрам занимались математикой и историей. Гуляя вдоль моря, полтора часа разговаривали только по-английски, за что в Булдури Чунечке полагались взбитые сливки, затем шли обратно, говоря по-французски. Юра не был тупым или даже бестолковым, он был просто лентяем, ненавидящим школу, преподавателей и процесс обучения как таковой. Матери в этом он признаться не мог, говорил, что будет стараться.

Лена теперь часто ездила за границу: в Варшаву на международный форум политиков посткоммунистических стран, в Словению на семинар по приватизации, где познакомилась с Джеффри Саксом, Григорием Явлинским, в Прагу, где три дня слонялась по кофейням с Александром Шохиным. В Москве же из ее кабинета не вылезали иностранцы: журналисты жаждали понимания происходящего, инвесторы пытались застолбить поляны, не понимая, что в зыбком болоте отсутствия институтов собственности и их защиты застолбить ничего невозможно, политики, общественные деятели, чиновники Международного валютного фонда, Всемирного банка, Комиссии европейских сообществ – все стремились к диалогу с «новой Россией». Их российские туры проходили через стандартные вешки: Гайдар, Чубайс, Шохин, Явлинский и Котова. Больше из политиков, демократов-рыночников по-английски толком говорить никто не умел.