– Мы и так уже в заложники попали. У нас тут скоро одни магометане жить будут, – нашло просветление на Степаниду Андреевну. – Ты вот хвалишь трактористов, что отказались землю пахать за бесплатно, а в результате директор совхоза опять киргизов каких-нибудь сюда напустит, они ему всё и вспашут, и засеют за тысячу рублей на десять человек. Навезёт сюда бесправных эмигрантов из стран третьего мира и будет их кнутом погонять, чтобы лучше работали за спасибо. Они тут всё и заселят. Они же размножаются, что мои курицы! Вы думаете, что если мы работать за копейки откажемся, власть сделает условия получше? Да ничего этого не будет! Они других рабов найдут из Средней Азии, которых ещё вчера какой-нибудь бай нагайкой стегал, и они это считали приемлемым и нормальным. А наш директор не бьёт пока, они ему и жопу за это вылижут. Сделали Россию привлекательной для всякого сброда со всего мира, они и прут сюда целыми стадами, а для своих граждан наша власть ни шиша не сделала. И не сделает уже.
– Ох, надоели вы со своей политинформацией! – вдруг подала голос Светка Ерёмина, у которой окончательно всё застопорилось. – У нас народ такой нынче обозлившийся, что больше двух человек лучше не собираться. Как сойдутся, так непременно про поганую политику да про власть, которой нет, кричат. А чего толку? Ничего же от этого не изменится, только мне работать мешаете. Я ж под ваши крики окончательно в ваших же квитанциях запуталась.
И Светлана включила радио, откуда красивый сильный голос как раз пел самое что ни на есть подходящее к моменту:
Русский парень от пуль не бежит,
Русский парень от боли не стонет,
Русский парень в огне не горит,
Русский парень в воде не тонет.
– Хм! – покачал головой Глеб Гермогенович. – Прямо не человек русский парень, а мечта великого полководца: всё вынесет и не крякнет даже. Биоробот! Это же не песня, а точное определение пушечного мяса. Приучили русских дурней, что они должны под пули лезть и жизнь свою не ценить, поэтому так и существуем. Всё воюем за что-то, а когда жить-то начнём? Все лучшие силы, молодые жизни втаптываются в грязь на полях сражений, а ради чего?
– Зато некоторым, – подлил яду дед Рожнов, – тем, кто умер страшнее всего, потом ставят памятники. Иногда. Из дешёвого гипса, чтоб казну не разорять. Хотя иным отливают из бронзы. Но для этого надо погибнуть совсем ужасно.
– Да пусть поёт, – заступилась за песню бабка Валерьяновна. – Голос хороший, чего же не петь. Я в смысл слов не вслушиваюсь, была бы мелодия красивая. В наше время нельзя в смысл слов вникать: так мозги закомпостируют, что и своих не узнаешь. А тут голос есть, уже плюс большой. А то сейчас голоса у певцов такие, словно на горшке тужатся, а кака не идёт.
– Ха-ха-ха!
– Кто ж такие песни пишет? – не отставал дед Рожнов. – Не иначе, иностранец какой.
– Почему сразу иностранец?
– Разве русский человек скажет такое про себя, что он в воде не тонет? У нас про что говорят, когда оно в воде не тонет? Вот то-то и оно, что нас или считают этим самым, которое в воде не тонет, или иностранцы нам песни пишут. Ха, не тонет… Ещё как тонет! Утопили в гиблом Баренцевом море сто с лишним человек, а теперь песенками развлекаются, как будто мы не живые люди, способные чувствовать боль, а машины, которые можно отремонтировать или заменить новыми. Сделали из русских людей страстотерпцев каких-то, которым хоть кишки вырезай, а они будут с улыбкой смотреть на своих мучителей. Всё ради идей каких-то, которые простым людям и на хрен не нужны! Приучили нас в горе и страдании счастье искать, видеть в этом смысл и предназначение жизни, а сами в это время живут в своё удовольствие. Вот поэтому тот, кто народ грабит или на смерть ведёт, для нас – Бог. И всех великих полководцев, всех генералов и адмиралов помнят, а солдат и матросов – нет.
– Да, мазохизм какой-то, – согласилась Марина.
– Раньше это считалось героизмом, а теперь каким-то махозизмом, оказывается, – вздохнул Глеб Гермогенович. – Вот как всё изменилось.
– Да. Всё изменилось. А у нас как не было асфальта на дорогах, так и нет.
Светлана выключила радио. Все на некоторое время замолчали, а потом бабка Евдокимовна предложила:
– Надо бы машину с нашими пенсиями поскорее сюда притащить, а то дело к вечеру, и её там посреди дороги разграбят.
– Кто позарится на наши копейки? – пожала плечами Валерьяновна. – Кому твои полторы тыщи рублей нужны?
– Ты до седин дожила, а считать не научилась. У нас в городе пять тысяч человек. Так?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу