Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

– Не уверен, что готов, но сделаю это в память о Флоренс.

– У вас есть возможность связаться с Зоркин?

– Да, у меня есть номер ее мобильного. Я звонил ей, чтобы договориться об интервью с Коуплендом.

Он искал телефон в записной книжке, а я строчил эсэмэску. Написал коротко: «Я знаю, что вы сделали с Флоренс Галло, Джойс Карлайл и ее дочерью».

– Не уверен, что это удачная идея, Рафаэль. Они мгновенно засекут ваш телефон. Через десять минут вас опознают.

– На это я и надеюсь, – отозвался я. – Я тоже люблю играть в шахматы.

Десять лет назад.

Весна 1999

Меня зовут Тад Коупленд. Мне тридцать девять лет. Я преподаю конституционное право и политические науки в Пенсильванском университете. Год 1999-й, весна, суббота, и я только что вернулся с рыбной ловли. На деле рыбная ловля – лишь предлог; мне просто хочется провести несколько спокойных тихих часов среди природы на озере.

Я подплыл на лодке и вылез на деревянный понтон-причал. Арго, мой лабрадор, кинулся ко мне, завертелся, поскуливая и виляя хвостом.

– Вперед, пес! Домой!

Арго обогнал меня и помчался к нашему шале. Я шел за ним следом и любовался красивым современным домом, так гармонично объединившим дерево, стекло и камень, – моим приютом на время уикендов.

Вошел и стал варить себе кофе, слушая по радио саксофон Лестера Янга. С чашкой перебрался на деревянную галерейку и с наслаждением закурил сигарету, собираясь просмотреть газеты, а потом несколько студенческих работ. На телефон пришла эсэмэска от моей жены Кэролайн. Дела задержали ее в Филадельфии, и она собиралась подъехать ко мне сюда днем. «Рассчитываю на тебя! Приготовь любимые макароны с песто, целую, К».

Тут мое внимание привлекло урчание мотора. Я прищурился, потом надел темные очки. Даже издалека я сразу узнал тоненькую фигурку с легкой походкой – Зора Зоркин.

Забыть ее невозможно. Она училась у меня четыре или пять лет назад и была не просто студенткой, а лучшей студенткой из всех, кого мне довелось учить за все это время. Острый аналитический ум и неординарная способность к интеллектуальным построениям на любую тему. Выдающиеся познания в области истории и политики Соединенных Штатов. Искренняя патриотка, готовая защищать ценности, которые были дороги и мне, но также и другие, мне не близкие. Выдающиеся интеллектуальные способности. Но… Ни чувства юмора, ни чувствительности, и, насколько я знал, ни друга, ни подруги.

Я с удовольствием вспомнил наши долгие с ней дискуссии, которым удивлялись мои коллеги. Многим из преподавателей было не по себе с Зорой – из-за ее холодного пронизывающего ума, в котором было даже что-то шокирующее. Из-за такого же холодного, часто отсутствующего взгляда, который вдруг загорался, потому что в вас вонзался острый, как стрела, аргумент.

– Добрый день, профессор Коупленд!

Передо мной стояла Зора в старых, не по ее росту, джинсах, бесформенном махристом свитере, держа на плече рюкзачок, который, похоже, сохранился еще со школьных времен.

– Привет, Зора! Чем обязан удовольствию тебя видеть?

Мы обменялись положенными любезностями, а потом она стала рассказывать мне, чем занимается и каких достигла успехов. Вообще-то я кое-что о них слышал. Я знал, что после университета Зора начала набираться опыта, занимаясь местными предвыборными кампаниями, и добивалась неплохих результатов с кандидатами, у которых не было почти никаких шансов. В результате она создала себе репутацию толкового политического советчика, которого предпочтительнее иметь в своем стане, а не в стане противника.

– Думаю, вы достойны большего, – сказал я, наливая ей кофе. – Если хотите заниматься большой политикой, найдите кандидата вашего уровня.

– Я тоже думаю, что достойна, – согласилась она. – И уже нашла кандидата.

Я взглянул на нее; она дула на горячий кофе. Кожа белее мрамора, но всю красоту портила густая неровная челка, которая лезла ей в глаза.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Я с ним знаком?

– Это вы и есть, Тад.

– Я вас не понял, Зора.

Она дернула молнию на рюкзаке и достала эскизы плакатов, слоганы и небольшие брошюрки, описывающие стратегию выборов. И продолжала раскладывать бумаги на верстаке, который служил нам садовым столом, когда я остановил ее.

– Погоди, Зора! Я никогда не собирался заниматься политикой.