Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

Карадек вошел в мэрию, занимавшую здание бывшей кавалергардии, вместе с историческим музеем и почтой. Здание встретило его приятной в жару прохладой. Нижний этаж благодаря сводчатому потолку, статуям и деревянным резным панелям напоминал церковь. Марк осведомился о жандармерии и узнал, что она находится на последнем этаже. Туда вела дубовая лестница с крутыми ступеньками. Поднявшись, Марк попал в коридор, который упирался в застекленную дверь.

Недавно отремонтированная жандармерия не производила впечатления бойкого места. За исключением дежурной за стойкой, там не было ни души.

– Чем я могу вам помочь, месье?

– Меня зовут Марк Карадек, у меня встреча с Франком Музелье.

– Сольвейг Марешаль, – представилась она, заправляя золотистую прядь за ухо. – Мы с вами разговаривали по телефону.

– Приятно познакомиться.

Девушка подняла трубку.

– Сейчас сообщу, что вы пришли.

Карадек расстегнул пуговицу на рубашке. Жара под этими крышами адская. Весь этаж был, в сущности, мансардой, и стены, отделанные светлым деревом, казалось, насквозь прожарены солнцем.

– Полковник примет вас через пять минут. Хотите воды?

Марк с благодарностью согласился. Девушка в форме подала ему стакан с водой и что-то вроде сладкого кренделька из слоеного теста. Карадек с большим аппетитом принялся за кренделек.

– Вы ведь полицейский? – спросила девушка.

– Потому что ем, как свинья? – спросил в свою очередь Марк.

Сольвейг от души расхохоталась. Она дождалась, пока Карадек расправится с едой, и только тогда открыла дверь в кабинет начальника.

Нью-Йорк

Дом номер 6 по Билберри-стрит, где Клэр провела все свое детство и где умерла ее мать, оказался темно-сиреневого цвета с двустворчатой белой дверью и небольшим фронтоном.

Я стоял и рассматривал его. Наверное, довольно долго, потому что на галерею вышла женщина. Рыжеволосая, очень бледная, вся в веснушках. И живот чуть ли не в нос лезет.

– Вы из агентства по недвижимости? – осведомилась она весьма недоброжелательно.

– Нет, вовсе нет. Меня зовут Рафаэль Бартелеми.

– Этель Фарадей, – представилась она в свою очередь и по-европейски протянула мне руку. – У вас французский акцент. Вы из Парижа?

– Да. Прилетел сегодня утром.

– А я англичанка, но мои родители прожили несколько лет во Франции.

– Да что вы!

– В Либероне, небольшом городке в провинции Руссильон.

Мы обменялись положенными банальностями по поводу Франции, потом по поводу ее беременности: «Очень уж тяжело с животом в такую жарищу, не лучшая была мысль завести третьего в сорок четыре года; если честно, мне трудно стоять, ничего, если я сяду? Я тут себе сделала чай со льдом, вам налить?»

Видно было, что Этель Фарадей скучала и была согласна на любую компанию.

И вот, усевшись напротив нее на галерее, я сообщил ей – правда, не все – о цели своего визита.

– Я писатель и собираю материал относительно девушки, которая провела детство в вашем доме.

– Неужели? – удивилась она. – И когда же это было?

– С конца девяностых до начала двухтысячного.

Лицо ее выразило сомнение.

– Вы уверены?

– Да. Я думаю так. Ведь этот дом принадлежал Джойс Карлайл?

Этель кивнула.

– Мы с мужем купили этот дом у ее сестер.

– Сестер?

Этель махнула рукой в восточную сторону.

– У Анжелы и Глэдис Карлайл. Они живут дальше по этой же улице, их дом номер двести девяносто девятый. Я их мало знаю, а точнее, не знаю совсем. Лично я против них ничего не имею, но они не самые доброжелательные соседки в квартале.

– И когда вы купили у них дом?

Она прикусила нижнюю губу и задумалась.

– В две тысячи седьмом, после нашего возвращения из Сан-Франциско. Я как раз ходила беременная своим первым.

– А вы знали тогда, что в этом доме кто-то умер от передозировки?

Этель передернула плечами.

– Потом узнала, но мне от этого ни жарко, ни холодно. Я не верю в предрассудки и дома с проклятиями. И потом, согласитесь, нужно же где-то умирать, так ведь?

Она выпила глоток чая и обвела рукой, показывая на дома вокруг.

– Между нами говоря, мы же в Гарлеме! Посмотрите на эти славные аккуратные домики, где аккуратно живут славные семейства. А в восьмидесятых они были жалкими лачугами, которые дилеры превратили в притоны для наркоманов. И я готова поспорить на что угодно, что в каждом из этих домов кто-то умер насильственной смертью.

– Вы знаете, что у Джойс Карлайл была дочь?