Гийом Мюссо: Девушка из Бруклина

Карадек смотрел на нее с ненавистью.

– Да, я вел расследование, углубленное расследование, и оно меня убедило, что ты заслуживаешь смерти. Я всерьез хотел покончить с тобой, Клэр. Как покончил с этой мразью Франком Музелье, жандармом в Саверне.

Внезапно перед глазами Клэр ясно обозначилась еще одна цепочка событий.

– И как пытались покончить с Клотильдой Блондель?

– Блондель – это несчастный случай, – возразил Марк, повысив голос. – Я пришел расспросить ее, а ей почудилось, что ей грозит опасность, и она ринулась в окно. Не перекладывай с больной головы на здоровую. Здесь нет виноватых, кроме тебя. Если б ты, сбежав, предупредила полицию, Луиза была бы жива, и Камилла с Хлоей тоже.

Вне себя от ярости, Марк схватил Клэр за руку и заорал:

– Один телефонный звонок! Анонимное сообщение на автоответчик! Потратила бы одну минуту – и спасла бы три жизни! Как ты смеешь говорить, что не виновата?!

Перепуганный Тео жалобно заныл, но некому было его успокоить. Клэр освободила руку из железных пальцев Марка и с не меньшей яростью ответила:

– Мне это в голову не пришло! Я понятия не имела, что, кроме меня, там есть кто-то еще!

– Врешь! – проревел Марк.

Тео уже рыдал, перепуганный их криками.

– Вы не сидели, как я, в клоаке! – надрывалась в ответ Клэр. – Я провела восемьсот семьдесят девять дней в крошечной комнатенке под замком. Прикованная цепью к стене! Иногда с железным ошейником на шее. Хотите правды? Да, это была жуть! Да, я была в аду! Да, Киффер был исчадием! Он пытал! Он насиловал!

Откровения Клэр застигли Марка врасплох; он опустил голову и прикрыл глаза, как боксер, которого загнали на ринге в угол.

– Киффер словом не обмолвился о других девушках! Никогда! Вы слышите меня? Никогда! – твердила Клэр. – Два года я сидела взаперти! Солнце видела не больше пяти раз за все то время! Я никогда не думала, что не одна в этой тюрьме! И все равно вот уже десять лет ношу вину за случившееся! И не думаю, что избавлюсь от нее!

Молодая женщина стала говорить тише, она снова владела собой. Наклонилась и взяла Тео на руки. Малыш прижался к ней, засунув в рот палец. Клэр, обнимая его, продолжала тихо и очень серьезно:

– Я понимаю ваш гнев против вопиющей несправедливости. Если вам станет хоть немного легче, убейте меня. Но не заблуждайтесь, Марк, борясь с несправедливостью. Есть только один виновный в случившемся, и это Хайнц Киффер!

Карадек стоял молча, с остановившимся взглядом, чувствуя, что зашел в тупик. Он впал в ступор. Стоял и молчал, не чувствуя ледяного ветра. Потом мало-помалу стал приходить в себя. Он и сам не знал, почему, но одна мелочь, вроде бы не имеющая никакого значения, не выходила у него из головы. Был один вопрос, на который Клэр отвечала в разное время по-разному. Почему? Вот что мучило Карадека.

– До похищения ты твердила, что хочешь стать адвокатом, – сказал он. – Для тебя это было важно, ты за это держалась.

– Да, так оно и было.

– А когда сбежала, твои планы резко изменились. Ты во что бы то ни стало решила заниматься медициной. Почему вдруг ты…

– Из-за вашей дочери, – прервала Марка Клэр. – Из-за Луизы. Она же хотела стать врачом, так ведь?

У Марка все поплыло перед глазами.

– Откуда ты знаешь? Ты же только что сказала, что даже не подозревала о ее существовании?

– Потом я с ней познакомилась.

– Что за чушь ты несешь?!

Клэр спустила с рук Тео и вытащила из рюкзака большую тетрадь в синем картонном переплете.

– Я нашла ее в сумке Киффера, – объяснила она. – Это дневник Луизы. Я не знаю, почему он оказался там, вместе с выкупом Максима Буассо. Киффер забрал его у вашей дочери. Он постоянно так делал. Давал тетради, чтобы писать, а потом забирал написанное.

Клэр протянула тетрадь Карадеку, но тот стоял неподвижно, окаменел, был не в силах даже руку протянуть.

– Возьмите. Она ваша. Луиза часто вам писала. Вначале по письму каждый день.

Когда Карадек взял тетрадь, у него дрожали руки. А Клэр снова подхватила Тео на руки. Вдалеке в конце набережной она заметила Рафаэля – тот спешил к ним навстречу.

– Пошли, видишь, там папа, – сказала она малышу.

Марк сел на скамью напротив моря. Он раскрыл тетрадь и пробежал глазами несколько страниц. Сразу узнал почерк Луизы, убористый с острыми буквами, и ее любимые рисуночки, она всегда что-то царапала: птичек, звезды, розы, вплетенные в готические орнаменты. На полях, рядом с рисунками были еще и стихи. Отдельные строчки или стихотворения, которые дочке читала мама. Марк узнал Гюго («Из тьмы своей в свой свет шагает человек»), Элюара («Так близок я с тобой, что холодно с другими»). Были цитаты. Из Сент-Экса («Тебе станет больно. Тебе покажется, что я умер, но это неправда»). Дидро («Повсюду, где есть пробел, читайте: Я вас люблю»).