Ольга Боочи - Восемь историй

В поле все так же с посвистами гулял ветер, и эти звуки усыпляли. Потом ей вдруг стало казаться, что за его шумом она слышит и еще какой-то звук. Очень слабый. Как монотонное жужжание насекомого. Открывать глаза не хотелось. Она обратилась в слух и замерла, но слышала снова только порывы ветра.

Нина неуклюже села, и звук, похожий уже точно на тарахтение машины, стал слышнее. Нина вертелась по сторонам и до боли вглядывалась вдаль. И вскоре и впрямь увидела трактор, ползущий по дальнему краю поля, там, где игрушечной плоской чернела вспаханная земля.

Чуть в стороне росли из земли крыши домов.

Словно смеясь над ней, порыв ветра донес слабый гудок поезда, и она узнала, кажется, и дорогу, по которой они вчера шли с классом от станции. Она сидела и смотрела на трактор и на крыши в оцепенении.

Все это могло случиться только с такой идиоткой, как я, - вдруг подумала Нина как-то устало, и в первый раз не удивилась тому, что все вечно смеялись над ней. Взгляд ее упал на разоренное ею гнездо, и она содрогнулась от отвращения к себе.

В поисках Солоухиной, кажется, участвовали даже ее одноклассники. Еще по телефону ей успели сообщить, что Демина не спала два дня, и вся извелась от беспокойства. И весь этот поисковый отряд, видимо, толпился там, на залитой вечерним светом платформе, встречая ее.

Наверняка, чтобы вдоволь позабавиться. Нина представила, какой она, должно быть, выглядит сейчас в их глазах. Дебелый рыхлый слон, нечистоплотная свинья, с нечищеными зубами и редкими сальными волосами. Еще более гадкая и неприятная, чем всегда. Жирная идиотка, потерявшаяся в трех соснах.

Желудок отчаянно болел от голода, но мысль о еде вызывала тошноту. К пышному батону белого хлеба, купленному на станции, она едва притронулась.

На секунду розоватый голый птенец мелькнул перед ее взором, но она тут же запретила себе о нем вспоминать.

Электричка дернулась и остановилась. Нина поднялась и, оставив батон на лавке, двинулась к выходу.

Нине даже не нужно было смотреть на одноклассников, чтобы представить себе их издевательские ухмылки.

Опустив плечи и ни на кого не глядя, она вышла из вагона. Светлана Петровна, и впрямь не спавшая вторые сутки от беспокойства и самых ужасных опасений, бросилась ей навстречу, но в последний момент почему-то передумала ее обнимать и остановилась в неловкости. Что-то в Солоухиной ее всегда просто-таки отталкивало.

- Господи, Нина!.. Твоя мать ночь не спала, у нее же с сердцем плохо, разве ты не знаешь! – преувеличенно громким голосом затараторила она, - Мы ВСЕ эту ночь не спали… Я уж и не знала, что делать…

Светлана Петровна осеклась, потому что вдруг ей показалось, что Солоухина вовсе ее не слушает.

- Нина, может, ты скажешь что-нибудь?! – крикнула Демина ей вслед, стараясь придать голосу строгость.

Но Солоухина уже шла к выходу с перрона и не обернулась.

- Наверное, она не в себе, - пробормотала Демина, голосом более обиженным, чем ей того хотелось.

Светлана Петровна подумала, что Солоухина, и в самом деле, крайне неприятная девица. Да и все эти подростки крайне неприятны.

Ленка жила спокойно до одиннадцати лет, пока не влюбилась в Кольку. Бегала в школу с разросшейся травой на крыше, помогала матери в огороде полоть и поливать грядки, ходила к колонке за водой.

Учиться Ленке нравилось, нравилась и учительница, молодая и добрая, приехавшая из соседнего поселка. Ленка легко и без труда выучилась читать и писать. Со счетом было, правда, хуже, по невнимательности Ленка порой допускала такие ошибки и описки, из-за которых вроде бы правильно решенные примеры часто не сходились с ответами. Иногда даже учительница подолгу не могла понять, отчего же правильное решение не сходится с ответом. «Опять ворОн считала?» - ругалась мать, когда она приносила домой свои четверки и тройки. Ленкин же отец с плохо скрытым удовлетворением ворчал, что и из нее никогда не выйдет счетовода.

Отца Ленка всегда немного побаивалась, хотя он никогда не повышал на нее голоса. Она часто слышала от других - да так и привыкла думать, - что это от того, что он «из городских». Мать всегда была ей ближе и понятнее. Мать ругалась часто, но быстро и отходила.

По неписанному кодексу младших школьниц, Ленка с мальчишками не водилась. Вместе с другими девочками она воротила от них нос, считая их двоечниками и грязнулями, хотя у самих этих аккуратисток руки были порой ничем не чище. Что и неудивительно, при деревенской-то жизни.