Ольга Боочи: Последний полустанок

Практика в реанимации обещала Маше кучу удовольствий. Ещё бы, столько баек потом можно будет рассказать - друзья-немедики в осадок выпадут. Конечно, ещё лучше было бы устроиться работать в психушку – как чокнутая Ленка Межуева, - или в морг, там хотя бы трупы настоящие, не то что пластмассовый скелет в их училищном кабинете анатомии. Но и реанимация – это тоже было круто.

Кое-кто из второкурсников до сих пор отбывал практику в терапии, и потому Маша из кожи вон лезла, чтобы произвести хорошее впечатление, пока её и подругу-Юльку знакомили с постояльцами реанимационного зала.

Маша насчитала шесть тел, нанизанных на трубочки и проводки от аппаратов.

Маленькая старушка, занимавшая первую койку, отказывалась есть и все время спала.

На третьей койке лежала пышнотелая черноволосая женщина.

- Это наша звезда, - отрекомендовал её кадыкастый тощий медбрат. – Джульетта.

Маша не поняла, шутит он или нет, но не решилась переспросить.

Джульетта, разметав по подушке тёмные волосы, лежала, сложив на груди руки, будто собиралась петь арию. Её полнокровные буйные волосы змеились по белой простыне, но восковое, с закрытыми глазами лицо Джульетты показалось Маше жалобным, как у ребенка.

- А какие у них диагнозы? – Маша держала тетрадку с ручкой наготове.

- А они все не жильцы, - небрежно ответил медбрат, искоса поглядывая на Машу. – Можно ставки делать, кто из них раньше отправится на тот свет, - добавил он, зачем-то взял со стола лист назначений, повертел его и положил обратно. Его тощие руки, как узловатые плети, торчали из рукавов хирургички.

Маша и её подружка вежливо заулыбались.

- У Джульетты вон панкреонекроз, - продолжал медбрат, садясь за стол и ёрзая на сидении. - У них у многих это… в билете.

- В билете?

- Ну, в карте… Билет на тот свет! Это же реанимация...

- Панкреонекроз? А что это? – перебила его Юлька.

- Юлька, ты - двоечница, - вместо парня отозвалась Маша и картинно закатила глаза. – Это поджелудочная!

- Саша, завязывай с болтовней, – грубо прервала их разговор медсестра, заполнявшая за столом журналы. Она подняла с бумаг кружку и всучила её своему сменщику. - Можешь ты тут хоть когда-нибудь не жрать?!

Юлька втихаря потянула Машу за руку.

- Пойдем, пока не огребли, - прошептала она. - Кажется, эта не в духе...

Панкреонекроз, странный своей эпидемичностью здесь, значилось и в карте тучного пожилого мужчины, желтого, большого и гладкого, лежащего в смежном зале. С другой койки там, не приходя в сознание, кричала громадная багровая женщина. А на кровати у окна, вжавшись в стену и глядя на всех маленькими испуганными глазками, сидела бабулька и, изредка подавая дрожащий голосок, просила свои тапочки.

- Как будто не туда попала, - фыркнула Маша.

Юлька в ответ захихикала.

Полуденное солнце смотрело в окна реанимации раскаленным белым шаром. Весь зал был залит его светом, делая более острыми углы процедурных столиков. Юлька отмывала прикроватные тумбочки. Маша вызвалась набирать лекарства и втайне отчаянно боролась с пузырьками в шприце. «И зачем сказала, что умею?» - Маша потела и злилась.

К двенадцати часам дня бабулька с койки у окна дождалась перевода в отделение. «Видимо, её билет оказался счастливым», - подумала Маша и поймала себя на том, что почти завидует ей.

Она нервно оглядывалась на попискивающие мониторы и в глубине души была рада, что рядом Юлька, и она не останется с этими аппаратами один на один. Она так и думала: «один на один», - и эта мысль была странной в комнате, где, помимо неё, находилось ещё пять человек. Мониторы говорили, что каждый из них здесь, но всё равно казалось, что они ушли, прибавились к количеству где-то с другой стороны нуля.

Возясь с назначениями, Маша не заметила, как куда-то уехал и полупарализованный старик с приставной, без одного колеса, кровати.

Шел последний час их дежурства, когда отчаянно запищала аппаратура у кровати толстяка с панкреонекрозом. Заметалась и резко вытянулась в струнку кривая пульса. Маша застыла на месте, и её чуть не сшибли с ног. Реанимационная бригада загораживала почти всю фигуру мужчины, но Маша видела, как всё больше желтели и восковели ступни его протянутых ног.

Маша смотрела на эти ступни, с растерянностью понимая, что человек уходит, прямо сейчас, у неё на глазах. Она пыталась осмыслить это, но ничего не чувствовала.

Она только с каким-то затаенным страхом думала, что ни за что не смогла бы действовать так быстро и уверенно, как реаниматологи, и втайне, подспудно снова радовалась, что она всего лишь студентка, и не несёт ни за кого никакой ответственности. И эта мысль чем-то глубоко уязвляла её.