Ольга Боочи - Разбитое лицо Альфреда

В зеленом сумраке комнаты я лежала и слушала щебет мокрых птиц за окном.

Коридор просматривался с моего положения на кровати. Альфред собирался на работу, погладил на колченогой доске белую рубашку, почистил ботинки и теперь стоял у большого, в рост, зеркала, повязывая галстук.

Всё лицо его было разбито: глаза оплыли, под кожей багровели кровоподтёки, ссадины запеклись коркой, - но я чувствовала, что где-то в глубине души он торжествует. Как и всегда.

Я старалась не смотреть на него и мечтала о том, чтобы он скорее ушел, перестал маячить передо мной, и дал мне, наконец, провалиться в свинцовое небытие.

Он подошёл к столу, закрыл ноутбук, сунул его в сумку. В коридоре споткнулся о подрамник. Ругнулся. Зазвенели ключи.

Потом я услышала, как за ним хлопнула дверь.

Я вспомнила: поднявший на тебя руку один раз, поднимет её снова. Насильники неисправимы.

Я лежала, раздавленная этим насилием.

Я потёрла костяшки пальцев, на них желтели и наливались синяки. Я нажала на них сильнее, чтобы почувствовать боль, отголосок той боли, которую я причинила Альфреду.

Дождливый день за окном, полумрак в комнате. Тени на потолке. Пение птиц.

Я пыталась вспомнить, с чего вчера всё началось. Голова отзывалась болью, и я знала, что дальше будет только хуже. Целый день я буду, как развалина, и не смогу ничего делать, не смогу работать. С тех пор, как я с ним, всё больше дней, когда такое случается.

Что он скажет? В прошлый раз сказал, что подрался на улице.

Я была уверена: Альфред и теперь скажет то, что нужно, но сделает так, чтобы ему поверили не до конца. Чтобы заронить мелкое зерно подозрений. Чтобы зло не осталось безнаказанным. Чтобы держать меня на крючке.

Я натянула на голову полупрозрачную простыню, закрываясь от наступающего дня.

Воспоминания о прошлой ночи были смутные и наслаивались одно на другое. То, что я назвала его шлюхой, я помнила точно.

Я напрыгивала на него, пытаясь достать до лица. Иногда мои удары попадали в цель, Альфред пытался закрыться руками, но почти не защищался.

В какой-то момент я отшатнулась и упала на бордюр.

- Смотри, что ты сделала, - сказал он, приближая свое, плывущее в огнях уличной рекламы, желто-сиреневое лицо к моему.

В один миг мои руки залило черной липкой кровью. И руки, и голые ноги, а кровь все продолжала капать, усеивая крупными каплями асфальт и пальцы моих ног в отрытых туфлях на ремешках. Я осела на землю и пялилась на свои руки в крови Альфреда, но на него я не смотрела.

Когда его лицо, наконец, попало в свет фонарей, я увидела, что оно окровавлено, опухло, и его глаз почти не видно, одни чёрные щели.

Меня замутило, я скорчилась под простынёй, натянула её выше.

Я проспала два часа. В комнате царил всё тот же дождливый полумрак, но чувствовала я себя уже лучше. Протянув руку, я нащупала телефон. На нем уже больше часа висело сообщение. «Как ты?» - прочитала я. Меня передернуло.

«А ты?» - написал я в ответ.

Телефон звякнул почти тут же.

«Меня отпустили. Уже подъезжаю».

Я вытянулась на диване и снова закрыла глаза. Он, должно быть, вообще сегодня не спал, - подумала я.

- Лучше бы ты был мужиком, и я была мужиком, – сказала я ему в конце ночи, когда небо над домами начало бледнеть. Мы подходили к дому, нам осталось только преодолеть железнодорожные пути. Начинался тихий летний предрассветный дождь. – Набили бы морды друг другу спокойно и честно, - я споткнулась и чуть не упала. Он поддержал меня за локоть.

К горлу снова подступила тошнота, и я отвернулась к стене. Совсем близко у глаз оказались мелкие цветочки на простыне, и я стала водить по ним пальцем.

В замке заскрежетали ключи. Но я угадала его приход ещё раньше, услышав чуть пришлепающие шаги у подъезда, звук домофона и гулковатые шаги на лестнице. Маленький дом с распахнутыми в лето окнами не таил звуков. С наступлением жары граница между домом и улицей, сырой после дождя, и вовсе будто стиралась.

Я слышала, как Альфред разувается в прихожей, но не обернулась, пока он не вошел в комнату.

Я посмотрела ему в лицо и увидела, что чуда не свершилось. Я покачала головой и отвела глаза.

Пока он раздевался, рассказывая в подробностях о том, как он врал на работе про нападение, меня не оставляло чувство, что он мстит мне, и это было слегка обидно. Альфред вдруг остановился и в упор посмотрел на меня.

- Ну что ты всё качаешь головой, а? – он шутил, но в его голосе я услышала раздражение.