Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

Цыганка на вокзале («Особенно меня почему-то любят цыганки!») долго кружила вокруг нас – соблазняла то гаданием, то предсказаниями, а в конце концов вырвала у Аллы прядь волос из головы и начала плевать на эту прядь, приговаривая:

– Дай мне денег, а то покойника дома найдешь, парализованная будешь, несчастная будешь!

Будущий физик изо всех сил старалась не расплакаться, но держалась молодцом.

– Я верю в науку, – объяснила она цыганке, и та, от отчаяния, выпалила последнее свое страшное проклятье:

– Беременная будешь!

– А вот это, в свете последних событий, звучит обнадеживающе! – приободрилась Алла, и цыганка, плюнув в нашу сторону, побрела восвояси.

Свердловск показался мне шумным и неестественно чистым. Подруга ответила на первый же телефонный звонок и сказала, что уйдет сегодня со своей кровавой работы пораньше.

Мама крепко обняла меня и спросила:

– Неужели ты вот так прямо перед всеми сказала, что хочешь уехать? Ой, я бы никогда на такое не решилась! Но гордиться здесь нечем, ты ведь это понимаешь?

Скандал с отравлением свердловских студентов в Красноуфимском районе вышел капитальный. Заболевших «токсической нейропатией» считали сотнями. Расследование вели комиссии Минздрава, Минобороны (во главе с полковником Лошадкиным), Минхимпрома и Госкомгидромета СССР, но к единому мнению так и не пришли. Официальная версия – студенты отравились импортными пестицидами пиретроидами, а именно цимбушем и сумицидином. Вроде бы эти пестициды применялись неправильно, да к тому же перед началом уборочной на полях Красноуфимского района шли проливные дожди – а значит, добровольцы могли получить токсический удар от пиретроидов, концентрирующихся в утренних росах.

Была и еще одна версия, оправдывающая пестициды и обличавшая родентицит зоокумарин, который использовали для обработки общежитий от грызунов. Вроде бы этим порошком просто посыпали полы в наших бараках, а надо было ссыпать его непосредственно в крысиные норы…

Еще кто-то рассуждал об авитаминозе, а кто-то на полном серьезе заявлял, что весь Красноуфимский район – сплошная аномальная зона природного происхождения.

В общем, комиссии выясняли, что произошло, захворавшие лечились, а новые студенты – и школьники! – отправлялись на поля Красноуфимска еще два года подряд, пока «колхозы» не были отменены окончательно.

Лена, как мне рассказала спустя годы все та же активистка, долго лечилась от бесплодия, но потом все-таки родила единственного ненаглядного сына.

Блондин занял не слишком высокий, но довольно удобный насест в местных органах власти.

Глеб окончил университет и уехал в Америку, где и живет по сей день.

Но все это случилось потом, спустя много лет после того осеннего дня 1989 года, когда я впервые вошла в здание родного университета не только маминой-папиной дочкой, но теперь еще и студенткой.

Я заглянула в аудиторию и увидела тех, с кем рассталась две недели назад в деревне Подгорной. Странно, но это был уже не единый дружный коллектив, а отдельные люди, у каждого из которых имелось свое имя, характер, судьба… Жуткий дух коллективизма рассеялся как страшный сон, из тех, что приходят с пересыпа, а существительное «борозда» перестало быть собирательным.

Состав времени менялся на глазах, а то, во что мы верили вчера, доживало последние дни.

Так начиналась жизнь.

На смешанных отделениях – «завод-втуз» – Санкт-Петербургского государственного морского технического университета в Северодвинске учились, как правило, одни мальчики. Девочки поступали в основном на специальности дневного отделения. Поступила на дневное и я. После вступительных экзаменов в начале сентября нас, первокурсников, отправили на картошку. И поехали мы в дальнюю деревню своей родной Архангельской глубинки.

Не на край света, конечно, нас отправляли, не на целину, но рюкзак мой был неподъемный. Мама волновалась, как я буду одета, не оголодаю ли, а самое главное – что делать, если, не дай бог, заболею. Мамочка всю свою сознательную жизнь проработала медицинским работником в детских учреждениях, и вопрос сохранения здоровья собственной дочери ее волновал всегда. С детского сада я знала, какие лекарства помогают при головной боли, почему нельзя есть грязными руками, со школьной скамьи – как делать перевязки, что делать при отравлениях и т.д. К моменту студенчества я вполне прилично могла разобраться с несложными болячками, посоветовать «что делать?» и «куда бежать?». А поскольку моя мамуля была женщиной предусмотрительной и волнительной «за здоровье других детей», то я везла в колхоз целый пакет бинтов, таблеток и медицинских скляночек на «всякий случай».