Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— У нас в отделе связи с печатью есть бывший музыкальный критик, — сказал Лавелл. — По его мнению, оркестр военно-воздушных сил — вот где теперь рай для музыкантов.

— Вряд ли меня туда возьмут, — сказал Морланд, — а сама идея флейт и барабанов, оркестровой тучей летящих в небесах, привлекательна. Где он сотрудничал, ваш музыкальный критик?

Лавелл назвал фамилию критика — это оказался поклонник музыки Морланда. Заговорили о музыкальных делах; Лавелл нахватался сведений о музыке — точней, о музыкантах, — когда помогал вести колонку светской хроники. По виду Лавелла никак не угадаешь, что его терзает сейчас душевная тревога. Напротив, это к Морланду, после начального прилива разговорчивости, вернулась тревожная неловкость. Что-то его беспокоит. Он все поерзывает нервно, поглядывает на входную дверь, как бы предвидя чей-то не слишком желанный приход. Мне вспомнился необычный тон его открытки. Что-то, видимо, у Морланда случилось, а сказать — не хватает у него духу.

— Вы тоже обедаете с нами? — спросил он вдруг Лавелла.

Вопрос сам по себе естественный, тон вполне дружеский. Тем не менее внезапность этого вопроса еще усугубила ощущение нервной тревоги.

— Чипс приглашен обедать в «Мадрид». Я думал, война закрыла эти рестораны-люкс.

— Большинство закрылось, — сказал Лавелл. — Во всяком случае, это единственный раз я зван в такое место. Наверняка все будет очень скромно в сравненье с былыми временами. Одно вот разве — Макс Пилгрим выступит со своими старыми песенками «Тесс из Ле-Туке», «Наша Хезер под хмельком» и тому подобное.

— Макс у нас жильцом сейчас, — сказал неожиданно Морланд. — После концерта он, возможно, заглянет сюда. Он ездит в составе гастрольной группы по воинским частям, развлекает солдат — по его словам, это и ему самому развлечение, — а сейчас отпущен поконцертировать в «Мадриде», передохнуть ненадолго.

Любопытно, как следует расшифровать морландовское «у нас». Тактичней будет спросить, когда Лавелл уйдет. По-видимому, есть уже у Матильды преемница. Лавелл не спешит кончить разговор о званом обеде, о Бижу. Ему словно бы не хочется уходить от нас.

— Я в «Мадриде» не сидел за столиком ни разу, — сказал Морланд. — Только однажды, много лет назад, зашел туда за Максом с актерского, так сказать, хода — он там пел, и я повез его оттуда ужинать. Помню, он говорил тогда о вашей знакомой, Бижу Ардгласс. Она, кажется, любовница какого-то балканского монарха?

— Теодориха, — сказал Лавелл, — но давно уже бывшая. Скандинавская принцесса, на которой он женился, держит его теперь в ежовых. И принцессе, и самому Теодориху повезло, что успели убежать от немцев. Он всегда был ярым англофилом, и в оккупации ему пришлось бы солоно. Тут у нас есть небольшой контингент его балканцев. Они проходили выучку во Франции, когда началась война, и в дни Дюнкерка переправились сюда… Надеюсь, хоть выпью чего-нибудь в «Мадриде». Со времени краха Франции с вином дела все безнадежней. Кто думал, что придется воевать, заправляясь изредка стаканом пива, да и за то еще спасибо говори. Ну, я рад, что повидал вас, друзья. Буду держать тебя в курсе, Ник, по тем обговоренным пунктам.

Простились. Лавелл ушел. Морланд тут же перестал ерзать. Мне показалось, что Лавелл неприятен был ему, как муж Присиллы, или просто наводил на него скуку, как наводит на многих чужих и близких. Но нет, нервировало Морланда другое. Что именно, стало ясно, когда я вознамерился подозвать официанта.

— Может, минутку подождем еще заказывать? — сказал Морланд, помявшись. — Одри сказала, что успеет, вероятно, прийти сюда после работы, присоединиться к нам.

— Какая Одри?

— Одри Маклинтик — ты ведь ее знаешь, — ответил он нетерпеливо, точно я задал глупый вопрос.

— Жена Маклинтика, что к скрипачу ушла?

— Да, жена — то есть вдова. Мне вечно кажется, что всем известна моя жизнь в основных ее убогих контурах. Ты, как доблестный воин, далек, видимо, сейчас от великосветской жизни. Я теперь с Одри — прочно.

— Под одной крышей?

— В моей прежней квартире. Оказалось, что можно ее снова снять — из-за «блица» она пустовала, я и вернулся туда.

— И Макс Пилгрим у вас жильцом?

— Живет уже несколько месяцев.

На Морланда давила прежде мысль, что надо объявить о своей связи с миссис Маклинтик; теперь он рад, что это позади. А без прямых вопросов обойтись было нельзя, и нельзя было полностью скрыть удивление. Он сам, конечно, понимает, что для любого, кто не знает его нынешних отношений с миссис Маклинтик, новость эта — непредвиденный и резкий поворот прежних чувств и обстоятельств.