Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Но этот перевод…

Голос Финна зазвучал так, словно я нанес ему, его мундиру намеренное оскорбление своим горе-переводом, но он великодушно согласен меня простить. Затем, как бы сожалея о своей минутной резкости, он встал и опять пожал мне руку, глядя куда-то в центр комнаты, — и, конечно, виделась ему картина явного провала.

— …недостаточно точен.

— Понятно, сэр.

— То есть абсолютно недостаточно.

— Я понимаю, сэр.

— Вы понимаете?

— Разумеется, сэр.

— Мне очень жаль.

Мы поглядели друг на друга.

— В иных же отношениях вы вполне подошли бы, я думаю.

Майор Финн помолчал, как бы еще раз взвешивая это свое утверждение. Вопрос вроде бы исчерпан. Хоть бы скорее это кончилось.

— Вполне подошли бы… — повторил он голосом, звучащим уже удаленно. Опять продолжительная пауза. Но затем он встрепенулся. Лицо озарилось.

— Но, возможно, только письменная речь у вас хромает?

Он наморщил свой широкий, цвета слоновой кости лоб.

— Давайте-ка вообразим, что девятый колониальный пехотный полк готов восстать против вишийских властей и перейти на сторону союзников, — сказал он. — Ну-ка, воодушевите их речью.

— На французском языке, сэр?

— Да, на французском, — ответил он живо, как бы ожидая услышать волнующий призыв.

— Увы, сэр, мне пришлось бы употребить английский.

— Я этого боялся, — сказал он, потускнев лицом.

Теперь уж провал полный. Вторично дали шанс, и вторично я сел в лужу. Майор Финн погладил свой носище.

— Вот что, — произнес он, — я вот что сделаю. Я запишу вашу фамилию.

— Да, сэр?

— В близком будущем произойдут, возможно, перемены. Не здесь, в другом месте. Но не слишком на это рассчитывайте. Вот все, что могу пообещать. Мнение генерала Лиддамента для меня непререкаемо. Но препона — язык.

— Благодарю вас, сэр.

Он улыбнулся.

— Вы в отпуске сейчас?

— Да, сэр.

— Я бы и сам не прочь в отпуск.

— Да, сэр?

— Передайте мой поклон генералу Лиддаменту.

— Передам, сэр.

— Это большой человек.

Я изобразил прощальную улыбку и вышел, удрученный и яростно-злой на себя. Собственно, провала следовало ожидать; но от этого не легче. Редчайшая ведь редкость, чтобы армейский чин, тем более генерал, проявил интерес к твоей судьбе. И шлепнуться на языковом барьере — именно в области, где ты (по крайней мере в глазах генерала Лиддамента) являешься профессиональным умельцем, — значит и генерала подвести. Жди уж теперь от него содействия. Станет он снова срамиться! И что бы мне освоить как следует французский — скажем, в детстве, когда жил у Леруа в Турени; да и множество других было возможностей. А от батальонного офицера связи требуется ведь порядочная беглость речи. Но, видно, так уж распорядилась Судьба. Что же до обещания Финна, то это просто отзвук штатской вежливости. Майор Финн — человек необычайно приятный — гордится не только Крестом Виктории, но и своей воспитанностью, и учтивый жест его — всего лишь жест.

Я вернулся к Мэшаму — капитану разведслужбы. Пеннистон еще не ушел. Он стоял, уже надев пилотку и говоря Мэшаму:

— Итак, с первого числа Шиманский выходит из французского ведения и поступает в распоряжение здешних польских вооруженных сил. Наконец-то вопрос разрешен.

Мэшам повернулся ко мне. Я сообщил, что дело мое не выгорело. Он и сам уже знал, разумеется.

— Жаль, — сказал он. — Ну, спасибо, что заглянули. Вы, я слышу, с Дэвидом знакомы.

Простившись с Мэшамом, Пеннистон и я вышли на улицу. Пеннистон поинтересовался, о чем беседовал со мною майор Финн, и я рассказал ему. Он внимательно выслушал.

— Финн к вам явно расположен, — сказал Пеннистон.

— Финн мне понравился. Кто он такой?

— С ним связан некий фантастический эпизод первой мировой; он получил за это Крест Виктории. Демобилизовавшись, занялся парфюмерией — духи, пудра и тому подобное, — самое неожиданное ремесло для такого человека. Он говорит на очень правильном французском — с дичайшим акцентом. Свободным французам он пришелся весьма по вкусу — де Голль его любит, а де Голль далеко не всех любит.

— Удивительно, что Финн всего только майор.

— Он с начала войны мог уже раз пять повыситься в полковники, — сказал Пеннистон. — Все отговаривается тем, что не хочет перегружать себя ответственностью. Крест Виктории и так обеспечивает ему уважение — и Финн любит поговорить о том эпизоде. Однако теперь, я думаю, он соблазнится наконец и примет повышение.

— Чем соблазнится?