Татьяна Булатова - На фиг нужен!

Рядом на кровати спала Нелька, посапывая и приоткрыв рот. Слава прекрасно видел неровности ее кожи, темные подглазья, сальные волосы с отросшими черными корнями, паклей падавшие на лицо.

– Отвернись. – Уварова неожиданно открыла глаза, но Крюков продолжал ее разглядывать. – Кому сказала?! – пробурчала она, а потом перевернулась на другой бок. И оттого, что в ее голосе не прозвучало привычной злобы, Славе стало не по себе: такой она его абсолютно не возбуждала, он ее не хотел. Осознав это, он задумался и в поисках ответа на вопрос, почему так происходит, незаметно для себя задремал, провалившись в последний утренний сон, практически неотделимый от яви.

И снова Слава обнаружил перед собой огромное заснеженное поле с диагональю тропинки, по которой движется вереница людей, но он не с ними, а почему-то идет рядом. Скорее не идет, а парит, потому что видит их макушки, больше похожие на разноцветные округлые пятна. «Иди к нам», – машет ему рукой кто-то, по виду очень знакомый, и приостанавливается, освобождая место в людской цепочке. «Ну уж нет!» – отвечает человеку Крюков и несется над ними в другую, противоположную сторону, к высотному дому из грязного силикатного кирпича, где за окном стоит женщина, под взглядом которой ему все тяжелее и тяжелее парить в воздухе. «Это Лариса», – догадывается Слава и приземляется на подоконник, обнаружив, к своему удивлению, что никакой он не человек. Он – птица.

«Тук! – бьет он клювом в стекло. – Тук!» Но Лариса его не слышит и следит за тем, как змеей вьется по полю человеческая цепочка, в которой идет тот, кого она обещала ждать. «Я тут!» – колотит клювом в стекло Слава и делает это все с большей и большей силой, пока стекло не разлетается вдребезги и та, которую он знает как Ларису, не хватает его за руку.

– Тише! – послышался ему уже совсем другой голос и, открыв глаза, Крюков обнаружил над собой уже прибранную Ивановну. – Тише!

– Простите, – выговорил Слава и замотал головой, пытаясь стряхнуть кошмар.

– Бог простит, – грустно бросила ему старуха и ушла в кухоньку, где нарочно бряцала всем, что попадется ей под руку. «Сердита», – догадался Слава, и на какое-то время ему стало стыдно, но, пока он крутился возле умывальника, норовя побриться затупившимся одноразовым станком, смущение прошло и появилось какое-то подростковое желание делать все назло, ни с кем не считаясь.

– Дура я, дура, – глядя в маленькое кухонное окно, посетовала Ивановна и грохнула алюминиевой ложкой о край кастрюли. – Побоялась! Не того, значит, побоялась. Не того и не ту! – выкрикнула она в комнату, видимо, в расчете, что племянница соизволит встать, но та, как нарочно, даже с боку на бок не повернулась – спала. – Правильно люди говорят: греши сейчас, чтоб не завтра.

Прекрасно понимая, кому на самом деле адресован монолог Ивановны, Слава сделал вид, что ужасно озабочен чистотой бритья, и усердно поскреб подбородок, отчего на том появилась новая царапина.

– Кровит? – увидела старуха и моментально отвернулась: «Нечего, мол! Так и надо!»

– Кровит, – отозвался на ее вопрос Крюков и, покрутив пластиковый станок в руках, бросил его в ведро для бытовых отходов, что пристроено под умывальником.

– Сломался, что ли? – от взгляда Ивановны ничего не ускользнуло.

– Затупился, – так же односложно ответил ей Слава.

– Затупился – не сломался, – назидательно произнесла старуха и, нагнувшись, вытащила бритву из ведра. – Другой нет.

– И не надо.

– Не надо? – вдруг неожиданно обиделась Ивановна, как будто этот станок соорудила собственными руками. – Ну так и не надо! – бритва полетела обратно в ведро.

– Мария Ивановна, – наконец решился на разговор Крюков и легко коснулся плеча старухи, чтобы сократить дистанцию, выросшую между ними за ночь. Ничего не получилось: Ивановна посмотрела сквозь и отстраненно переспросила:

– Двое, говоришь, у тебя?

– Двое, – подтвердил Слава и пожалел, что затеял этот разговор.

– Ну будет еще третий, – заверила его старуха и ринулась в комнату, сметая все на своем пути.

– Осторожно, – не успел предупредить ее Крюков, как Ивановна уже зацепилась ногой за лежавший на полу матрас и растянулась во весь рост.

– Нарочно, что ли?! – с возмущением вскочила с кровати Нелька и, увидев тетку на полу, скабрезно пошутила: – И ты, нянь, туда же? А я-то думаю, чего это моя Иванна ночь-полночь выглядывает? Попроситься, что ли, хотела? Третьей присоседиться?

– Хабалка ты, – возмутилась старуха, поднимаясь с пола, и в сердцах оттолкнула Славину руку: – Уйди Христа ради… – Было видно, что она чуть не плачет от досады и унижения. – Навязался на мою голову… Жить неохота…