Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

Для революционеров всех мастей образ героя Сервантеса стал своеобразной путевой звездой. Вспомните хрестоматийный пример из романа: Дон Кихот освобождает мальчика, привязанного к дереву. Перед тем, как заплатить за работу, хозяин решил отхлестать мальчугана кнутом: так жалко ему было расставаться с деньгами. Дон Кихот вмешивается в установленный порядок вещей из соображений высшей справедливости, освобождает пастушка и довольный отправляется дальше. А хозяин, оставшись один на один со своей жертвой, бьет своего маленького батрака еще сильнее, оставляя несчастного уже без всякого жалования.

Вот оно наглядное воплощение обратной стороны революционного донкихотства.

Повторяю, что там воздействовало на вас в книгохранилище, мы не знаем. Но Объект, безусловно, опасен. Может быть герцогиня и ее друзья по тайному обществу наткнулись на нечто необычное и теперь вынашивают очередные революционные планы, готовят для нас для всех новый эксперимент?

Хочу лишь сказать, что Дон Кихот — это слишком мощное, слишком необъяснимое явление. Во всяком случае феномен Дон Кихота необычайно противоречив, в нем слишком много возможных «я», которые находятся в постоянном конфликте между собой.

Однако заболтались мы с вами. Пора и честь знать. Наш человек отвезет вас назад в Барселону. Кстати, сколько, по-вашему, вы гостили у герцогини?

— Два-три дня не более.

— А две недели не хотите? Над этим стоит задуматься. Они над вами какие-то эксперименты проводили с использованием психотропных средств. Вполне может статься, что в книгохранилище вы побывали и не один раз, просто в психике вашей все сплелось в единый клубок впечатлений. Поэтому, когда вновь окажетесь в Москве, обязательно посетите психиатра.

— А что же вы так тянули с нашим освобождением?

— Не могли раньше, хотя и старались из последних сил. Нам оставалось только терпеливо ждать у ограды, ждать, пока ситуация сама не изменится в лучшую сторону.

Воронову такое объяснение не понравилось, но он решил оставить все как есть и не выражать возмущения. После короткой паузы испанец продолжил.

— В аэропорту Барселоны вы встретитесь с женой и детьми. Все это время мы, используя свои связи с посольством, поддерживали с вашей семьей отношения. Жена и дети остались довольны поездкой. Легенда такая: у вас неожиданно появилась возможность прочитать несколько лекций в одном из испанских университетов. Возьмите гонорар, — и испанец протянул Воронову большой конверт. — Не удивляйтесь: сумма солидная. Это компенсация за нанесенный вашему здоровью вред. Шофер ждет вас внизу в машине. Ведите себя естественно, и все пройдет гладко. На этом ваши поиски Книги из библиотеки Дон Кихота прекращаются. Отправляйтесь назад в Москву и постарайтесь обо всем забыть.

— Разрешите мои сомнения, — как-то грустно начал Воронов, — а профессор Ляпишев тоже был связан с НКВД?

— Упаси Бог. Ляпишев, как и Мигель де Унамуно — два магистра-идеолога нашего ордена Странствующих рыцарей, борющихся лишь против одного «я» Дон Кихота, против революционной, если хотите, экстремистской составляющей этого феномена. Ляпишев и Унамуно были наивными идеалистами, воплощением, пожалуй, лучшего «я» Алонсо Кихано. В этом смысле вы на них чем-то похожи, господин профессор.

— Благодарю.

— Но в том-то и суть наивного чистого идеализма: не ведая того, он способен высвободить колоссальный всплеск разрушительной энергии и стать началом необратимых процессов в истории человечества. Вот так-то, профессор. Те, кто идет следом за идеалистами, очень хорошо знает, как переделать мир, с какого боку взяться за грязную работу. Они уже не воюют с ветряными мельницами.

Возвращайтесь в Москву и живите спокойно. И как сказал сам Дон Кихот: пусть лихо лежит тихо. Я вам даю полчаса на сборы. Машина внизу. Часа через четыре вы будете в Барселоне.

И с этими словами испанский чекист покинул номер.

Все! Книжная эпопея закончилась. Дон Кихот оказался совсем не похож на того доброго и печального идальго в дедовских латах, который так всегда нравился профессору. В воображении Воронова за спиной Рыцаря Печального Образа, как на полотнах Рембранта, из темноты начали вырисовываться контуры каких-то монстров и чудовищ. И он, рыцарь, вел их за собой, вел, сам не зная того, целую армию оголтелых экстремистов и террористов, вел на штурм реального и уютного божьего мира.

Уже сидя в машине и сжимая увесистый конверт с деньгами, Воронов с тоской смотрел на пролетающие мимо пейзажи. Пейзажи его столь любимой Испании. Может быть и есть какая-то там Книга, но она оказалась столь страшной, столь опасной, что о ней уже как-то и не хотелось думать. Слишком болезненной представлялась даже сама мысль о Ней.