Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

— И все-таки я до конца так и не понял: в чем смысл, в чем предназначение вашего ордена, членом которого я и являюсь?

— Наш орден создал великий испанский философ XX века Мигель де Унамуно.

— Кто?

— Вы не ослышались, господин профессор, повторяю: Мигель де Унамуно. Нашему ордену уже 100 лет. Немного для тайного общества, но, согласитесь, и немало. И как вы, наверное, успели заметить помимо интеллектуалов мы, как и положено всем тайным обществам, обзавелись и своей боевой дружиной. Кстати, профессор Ляпишев, наш в недавнем прошлом магистр, был идеологом ордена и стоял у его истоков. Он еще в молодости читал свои зажигательные лекции повзрослевшим испанским детям. Орден, можно сказать, одновременно зародился и в России, и в Испании. Великие мысли имеют обыкновение рождаться в головах сразу нескольких гениальных людей и, как правило, одновременно.

Ваш Ляпишев и наш Унамуно просто по-другому прочитали бессмертный роман Сервантеса. С этого все и началось.

По мнению Унамуно путь Испании — не «вперед» по пути европейского Прогресса и не «назад» по пути исторической Традиции, а «вглубь» к нетленному и таинственному, вечному образу Испании, прикоснуться к которому можно лишь прикоснувшись к глубинной основе своей собственной души и на собственном уникальном пути духовного подвига. Так Унамуно и стал Странствующим рыцарем. Он отправился в поисках приключений выпрямлять кривду. А его Дамой сердца стала вся Испания.

Так Унамуно стал основателем общества, называемого «поколение 98 г.» Это было движение испанской интеллигенции за возрождение Испании, к которому принадлежали также А. Ганивет, П. Бароха, Асорин, Антонио Мачада, Валье Инклан и другие видные деятели испанской культуры конца XIX — начала XX вв. 1898 год — это дата поражения Испании в испано-американской войне и потери последних заокеанских колоний, что страстные испанцы восприняли как национальную катастрофу. Эту часть испанской интеллигенции объединяет чувство, которое кратко смог выразить только Унамуно: «У меня болит Испания». Речь идет не только о национальном упадке или национальной трагедии, а о том, что упадок и трагедия Испании являются моею личной трагедией, не о том, что она болит у меня, ее болезнь это то, чем болен я сам.

Нечто подобное в 20-х и 30-х годах прошлого столетия произошло и с русским профессором Ляпишевым. Только он, вслед за Унамуно, мог сказать: «У меня болит Россия».

И как его брат по духу в далекой Испании, Ляпишев начинает свои бесконечные странствия по России. Один отправляется в хождение по Испании, а другой — по России, чтобы познать живую и не пострадавшую от превратностей исторических судеб душу испанского и русского народов, чтобы приобщиться к жизни этих народов, текущей под официальной историей, пытаясь разгадать тайну парадоксального исторического сближения Испании и России.

— Ну, и как: разгадали?

— Иронизируете, господин профессор?

— Отнюдь. Просто пытаюсь понять, в чем суть ордена Странствующих рыцарей, членом которого я и являюсь. Кстати, мы тут с вами ведем пространные филологические беседы, а у меня в номере труп.

— Не беспокойтесь вы так. Я же сказал, что у нас все под контролем. Пока мы здесь с вами беседовали, труп благополучно убрали. Вы не найдете в своем номере даже следов недавней борьбы. Хотите? Можете сами в этом убедиться. Пройдемте в ваш номер и уж там продолжим нашу беседу. Я думаю, так будет спокойнее.

Прошли. Посмотрели. Трупа в номере не оказалось. А на тумбочке в хрустальной вазе появились три алые розы.

— Видите, господин Воронов, вам совершенно нечего бояться. Хотите совет?

— Хочу.

— Забудьте про труп.

— Как это?

— Представьте, что это сон. Кошмарный сон. И не было никакого трупа. Вот и все. Даже с юридической точки зрения вы не несете никакой ответственности. Вас оправдали бы в любом случае. Самооборона. Свидетелей мы бы вам обеспечили. Уверяю вас, наши адвокаты вызволили бы вас и из более крупной переделки.

Воронов принялся со вниманием рассматривать свой номер. Он поразил его чистотой и безупречным порядком. Тайное общество Странствующих рыцарей отличалось на редкость слаженной структурой и порядком. В этом чувствовалось что-то военное. Так все преобразить, создать видимость нормального существования да еще с каким-то чувством юмора: розы в хрустальной вазе, словно букет на могиле покойного.

В этом контексте деятельности организации, подобной ЦРУ, пространные рассуждения филолога-рыцаря о жизни и деятельности Унамуно показались какими-то фарисейскими. И Воронов неожиданно вспомнил 70-е, времена российского диссидентства. В КГБ были такие специалисты. Они могли рассуждать на любые философские и богословские темы. Они могли производить впечатление вдумчивых, тонких и глубоких собеседников, прекрасно осведомленных во всех областях знаний. В КГБ умели готовить специалистов высокого уровня. Но именно эти интеллектуальные подонки и ловили души неопытных и наивных интеллигентов в свои сети. Чаще всего эти ребята были необычайно обаятельными. Их специально учили и этому.