Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

— Дело в том, что доктрина «офитов» как и гностиков в целом оказалась очень влиятельной и живучей, и ваши опасения, Гога, мне представляются весьма обоснованными. Косвенно они были причастны даже к нашей большевистской революции.

— Это как?

— Да хотя бы взять поэзию А. Блока, цикл стихов о Прекрасной Даме и его «Двенадцать».

— А что в них такого?

— На первый взгляд, ничего особенного: принятая в то время поэтическая риторика. Но при этом не следует упускать из виду, что учение Вл. Соловьева о Премудрости, или Софии — это ни что иное, как реанимированный в самом начале XX века гностицизм. И когда бандитов, каторжников великий поэт возводит в ранг апостолов, то это очень здорово напоминает гностическую, или змеиную мудрость. Вспомните, Гога, перед кем в конце поэмы «в белом венчике из роз» появляется странная фигура, лишь отдаленной напоминающая Христа. Фигура эта сначала прячется меж домов с красным знаменем. Согласитесь, есть в этом что-то шутовское. А сами лжеапостолы совершают ритуальное убийство проститутки Катьки, блудницы, одним словом. Это же замаскированное описание явления антихриста. Вспомните: «… летит, летит степная кобылица и мнет ковыль» и далее: «закат в крови». При этом Блок не успокаивается и записывает в своем дневнике: «Всем сердцем слушайте революцию». Но вернемся к «Двенадцати». Все смутно, неразличимо в этом снежном вихре. Быть может, это адова сила: дьявола пулей не возьмешь. И вот он принимает облик Спасителя: такая трактовка тоже возможна.

— Ну, вы загнули, профессор. Это же так — литература и не более того.

— Это гностики, Гога, гностики. Это проявление змеиной мудрости, а она, эта мудрость, любит в разные обличья рядиться: какая рептилия своей шкуры не меняет? Как хотите? Можете считать меня сумасшедшим, но я постараюсь всеми правдами и неправдами отсюда выбраться. Я не эту Книгу собирался найти, а совсем другую.

— Честно говоря, мне и самому, профессор, здесь неуютно. Что это за «офиты» такие, я толком и не понял. По вашим словам, они сродни сатанистам, а с этими ребятами я ничего общего иметь не собираюсь. Если именно эта Книга понадобилась Безрученко, то пусть сам к герцогине и приезжает и обо всем лично договаривается. Но предположим, что нам каким-то чудом отсюда удастся выбраться, где вы, дорогой профессор, собираетесь настоящую Книгу искать? А, главное, как?

— Не знаю еще, Гога, не знаю. Но мне кажется, что Она сама проявится и даст подсказку.

— Пожалуйста, подсказала. И ваша хваленая интуиция вывела нас на ложный след. Где гарантия, что такое больше не повторится?

— Никакой гарантии, Гога, я дать не могу. Вполне может статься, что мы попадем в очередную ловушку, и ситуация окажется куда серьезнее этой. Но если я вырвался в Испанию, то без Книги, настоящей, подлинной я никуда не уеду.

— Но вы ведь сами сказали, что Безрученко вполне может удовлетворить и то, что находится в книгохранилище. А Безрученко — это основная наша поддержка. Без него нам ничего не найти, а если и найдем, то не выкупим и не вывезем из страны.

— Не знаю, как и ответить на этот вопрос. Я вам честно скажу, что Книгу мне ни красть, ни даже выкупать не хочется. Я бы просто взглянул бы на Нее, в руках подержал, а там будь что будет.

— И даже, если вы разума лишитесь, то все равно не отступитесь, профессор?

— Все равно не отступлюсь. Я, знаете, уже сумасшедший. Где моя жена, где дети — я не знаю, потому что гоняюсь за каким-то призраком. Разве это не признак сумасшествия?

Грузинчик отвечать профессору не стал, но по всему видно было, что он уже думал на эту тему и, кажется, неоднократно.

— Скажите лучше, профессор, что вы думаете о самой герцогине? Она и есть, по-вашему, библейский змий?

— Нет, конечно. Впрочем, ваш вопрос сам по себе является ответом.

— В каком смысле?

— Задав подобный вопрос, вы высказали сомнение: действительно, ну кто в здравом уме сможет предположить такое. Мы в гостях у самого сатаны.

— Я просто хочу всему найти разумное объяснение, профессор.

— Похвально. Из нас двоих кто-то должен придерживаться здравого смысла. В противном случае нас далеко может увести собственная игра ума. Я думаю, что герцогиня — это не змий.

— Слава Богу, профессор. У меня аж камень с сердца упал.

— Это не змий. Это Сивилла.

— Час от часу не легче. Простите, кто?

— Не притворяйтесь, вы прекрасно слышали, что я сказал.

— И все-таки повторите, пожалуйста. Знаете, не каждый день такое услышишь.