Александра Николаенко - Светофор, шушера и другие граждане

Наступала Весна!

Неумолимая и прекрасная.

Звенела капель.

Было восемь часов утра.

Жил-был в третьем подъезде, в однокомнатной квартире, самый одинокий человек на свете, Андрей Иванович Доходяко.

И вот в восемь утра весны он застрял в лифте.

Застряв в лифте, Андрей Иванович первым делом попрыгал. Это не помогло. Андрей Иванович нажал кнопку «вызов». Из окошка диспетчерской зашипело.

В кабинке одновременно с шипением погас свет.

Доходяко обомлел.

Беспомощно стоял он в окружившей его непроглядной тьме. Из лифтовой щели сочился призрачный свет свободы.

Жизнь остановилась.

Вернее, нет, жизнь продолжалась! Продолжалась снаружи лифтовой кабинки. Там, на свободе, за стенами захлопнувшейся за Доходяко лифтовой клетки, по-прежнему текли ручьи, пели грачи, таяли сердца и проседали копченые снежные корки.

Пойманный постучал.

(Сперва нерешительно и несмело.)

Погромче.

И еще раз.

Попрыгал.

Стал нажимать все кнопки по очереди. Потом по нескольку разом. Одновременно.

Ничто не помогало.

Кабинка оставалась темна и неподвижна.

Несчастный беспомощно задышал. Укусил палец. Это тоже не помогло.

– Выпустите меня… – жалобно пролепетал несчастный.

В окошке диспетчера зашипело.

Шипение вселило в Андрея Ивановича надежду.

«Выпустите меня!» – попросился он снова.

«Выпустите меня сейчас же!» – потребовал он.

Шипение стихло. Вместо него из переговорного устройства донесся металлический лязг, какой-то хруст (точно кто-то мял сухую бумагу).

– Эй вы! Там! Вышлете бригаду! Выпустите меня немедленно! Я застрял! Я на работу опаздываю! – прокричал Доходяко в полной темноте лифтовой кабинки.

И лязг наконец сменил автоматический женский голос.

– Что у вас? – поинтересовался он.

– Ну, слава Богу! – облегченно воскликнул Доходяко. – Я-то уж думал, мне весь день тут сидеть!

– Что у вас? – все так же равнодушно повторил автоматический женский голос.

– Как это что, девушка! Я же говорю, я застрял… Дом шестнадцать. Корпус 2, ква…

(Доходяко не успел договорить, его прервал автоматический женский голос.)

– Что у вас? – спросил он.

– Девушка, вы издеваетесь? Я же говорю, я застря…

– Что у вас?

– Застрял в лифте, дом…

– Что у вас?

– На работу опаз…

– Что у вас?

– Не понимаю… Девушка. Вы о чем?

– Что у вас?

– Что у меня?

– Что у вас?

– Ну, я же говорю вам, я сел в лифт. Поехал. И зас…

– Что у вас?

– Понимаете. Простите, не знаю, как вас зовут…

– Что у вас?

– Я работаю механиком, на заводе. У нас очень строго с опозданиями.

– Что у вас?

– И могут премию не дать…

– Что у вас?

– А мне позарез нужна…

– Что у вас?

– Эта чертова премия.

– Что у вас?

– Хотел починить на даче забор..

– Что у вас?

– Но если опоздание впишут как прогул…

– Что у вас?

– Премии мне не видать.

Наступило молчание. Андрей Иванович растерянно всхлипнул.

Переступил с ноги на ногу. Молчание. Тишина. Темнота.

– Девушка?

– Что у вас?

– Я застрял в лифте…

– Что у вас?

– А мне на работу…

– Что у вас?

– Выпустите меня отсюда…

– Что у вас?

– Девушка, у вас есть другая диспетчер, мне кажется, мы с вами не очень понимаем друг друга…

– Что у вас?

– Никогда еще не встречал такого равнодушного отношения!

– Что у вас?

– Я налогоплательщик!

– Что у вас?

– Да черт тебя подери, выпустишь ты меня отсюда или нет?!

– Что у вас?

Андрей Иванович схватился за голову. Отпустил голову. С пронзительным криком бросился на лифтовые двери. Забился. Забил кулаками. Заплакал и завыл…

Но «что у вас, что у вас, что у вас…» – продолжал спрашивать его автоматический женский голос.

И тогда Андрей Иванович тихо опустился на пол лифтовой кабинки и, скрючившись в уголке запятой, заговорил.

Голос не прерывал его. И только когда Доходяко замолкал, всхлипывая, участливо повторял: «Что у вас?»

И вряд ли нашелся бы в целом мире кто-то более терпеливый, чем этот автоматический женский голос, кому хватило бы терпения до конца выслушать этот рассказ.

Потому что, к несчастью, в жизни Андрея Ивановича не было ничего… Решительно ничего интересного.

И куда он так торопился в начале рассказа, и зачем ему премия, и зачем забор, теперь было не понятно даже ему самому.

Не было решительно ничего, кроме…

Кроме тоненькой полоски белого света, сочившейся из-под дверей лифтовой шахты.

Кроме сперва мелькнувшей размытым очертанием, скользнувшей мимо, а потом обернувшейся и пошедшей по воспоминаньям обратно, навстречу Андрею Ивановичу девушки. Тоненькой девушки в вязаном длинном свитере с соломенными волосами.