Джеффри Арчер - Четвертое сословие

Таунсенд криво усмехнулся.

— Если вы опубликуете пресс-релиз, неважно, где я буду. Они меня найдут.

«Гольфстрим» Таунсенда приземлился в Гонолулу на заходе солнца. В аэропорту его встретила машина и отвезла прямо в гостиницу. Когда он зарегистрировался, ему передали сообщение, в котором было всего несколько слов: «Все три лондонских банка согласились. Еду в Париж. Э.Б.» Он распаковал вещи, принял душ и отправился ужинать со своими директорами. Они слетелись со всего мира, чтобы обменяться идеями о развитии компании на следующие десять лет. Во всяком случае, так он планировал изначально. Теперь, возможно, им придется обсуждать, как ее ликвидировать в ближайшие десять дней.

Сидящие за столом изо всех сил изображали веселье, хотя за прошедшие несколько недель многих вызывали к Элизабет Бересфорд. И если у них и были какие-то идеи по поводу расширения компании, после беседы с нею пришлось с ними распрощаться. Самым оптимистичным словом, которое произнесла Элизабет во время этих перекрестных допросов, было «консолидация». Она попросила секретаря компании и финансового директора группы подготовить план экстренных действий, которые включали в себя временную приостановку выпуска акций компании и подачу заявления о добровольной ликвидации. Им было особенно трудно делать вид, что они хорошо проводят время.

После ужина Таунсенд сразу отправился в постель и провел еще одну бессонную ночь — разница во времени тут была ни при чем. Часа в три ночи он услышал, как под дверь подсунули сообщение. Он вскочил с кровати и нервно разорвал конверт. «Французы согласились — неохотно. Еду во Франкфурт. Э.Б.»

В семь утра к нему в номер пришел Брюс Келли, и они вместе позавтракали. Брюс недавно вернулся в Лондон и занял пост исполнительного директора «Глобал ТВ». За завтраком он рассказывал Таунсенду, что его главная проблема — убедить скептически настроенных британцев купить сто тысяч спутниковых тарелок, которые в тот момент пылились на складе в Уотфорде. Его последней идеей было раздавать их бесплатно всем читателям «Глоуб». Таунсенд лишь кивал и пил чай. Оба избегали единственной темы, которая занимала все их мысли.

После завтрака они вместе спустились в ресторан, и Таунсенд обошел весь зал, беседуя с руководителями своих компаний со всего мира. Сделав круг, он пришел к заключению, что они либо очень хорошие актеры, либо понятия не имеют, в каком опасном положении оказались. Он надеялся на второе.

В то утро первым выступал Генри Киссинджер. Он читал лекцию о международном значении стран Тихоокеанского бассейна. Таунсенд сидел в первом ряду и сожалел, что отец не может услышать слова бывшего госсекретаря, говорившего о возможностях, которые открываются, по его мнению, перед «Глобал» и которые еще десять лет назад казались немыслимыми. Потом мысли Таунсенда вернулись к матери — ей сейчас было за девяносто — и к тому, что она сказала, когда он сорок лет назад вернулся в Австралию: «Я всегда испытывала отвращение к долгам любого рода». Он даже помнил, с какой интонацией она это произнесла.

В течение дня Таунсенд посетил все семинары, на которые у него хватило сил, и после каждого у него в ушах еще долго звенели слова «обязательство», «видение» и «экспансия». Перед сном он получил последнее послание от Э.Б.: «Франкфурт и Бонн согласились, но выдвинули жесткие условия. Еду в Цюрих. Позвоню, как только узнаю их решение». Он провел еще одну бессонную ночь в ожидании звонка.

Сначала Таунсенд предложил Элизабет сразу после Цюриха прилететь в Гонолулу, чтобы передать ему всю информацию лично. Но она посчитала это неудачной идеей.

— В конце концов, — напомнила она ему, — вряд ли я подниму боевой дух, если буду болтать с делегатами о своей должностной инструкции.

— А вдруг они подумают, что вы моя любовница, — усмехнулся Таунсенд.

Она не засмеялась.

На третий день после обеда настала очередь сэра Джеймса Голдсмита выступить перед собранием. Но Таунсенд без конца смотрел на часы и с тревогой ждал, когда же позвонит Бересфорд.

Свет в зале слегка притушили, и сэр Джеймс поднялся на трибуну под бурные аплодисменты участников. Он положил текст своей речи на подставку, посмотрел в зал, хотя в полумраке не мог видеть лица присутствующих, и начал свое выступление такими словами:

— Мне очень приятно выступать перед людьми, которые работают в одной из самых успешных компаний мира.

Таунсенд невольно заинтересовался взглядами сэра Джеймса на будущее ЕС, его объяснением, почему он решил баллотироваться в Европарламент.