Лора Белоиван - Южнорусское Овчарово

Не забывая ориентироваться на Дом культуры, который должен будет остаться сзади и чуть справа, Том перебирался через площадь. Высоко забрасывая ноги, балансируя руками – преодолевая метр за метром, – он приближался к промежуточному пункту победы: бордюру на противоположной стороне плато. Оставалось совсем чуть-чуть, а там вниз по склону, прямо, никуда не сворачивая, третий от краю двухэтажный дом, первый этаж, черная дверь, черный коридор, черная комната, черная кровать. Когда-то давно, когда он только-только приехал в Овчарово на практику и еще не знал, что останется навсегда, Тому рассказали страшилку про черного человека. Как он тогда смеялся! Страшилка так полюбилась ему, что он перекрасил свою квартиру в черный цвет. Всю, от пола до потолка. Как он говорил, «под себя». Том был негром. Единственным негром на всем побережье по эту сторону Тихого океана; не говоря уж о Южнорусском Овчарове.

До бордюра оставалось подать рукой. На нем тоже лежало бревно, но, во-первых, нетолстое, а во-вторых, это было уже не так важно: Том сосредоточился, прицелился, собрал силу в ноги, перешагнул через препятствие и в следующий момент полетел в пропасть. Еще через секунду наступила темнота. Удара не было.

Захаров просидел в экскаваторе до ночи, но так и не дождался, когда внезапная яма кого-либо удивит и вызовет вопросы. Тогда он сходил в магазин, купил лимон и коньяк, вернулся к яме, спрыгнул в нее, устроился поуютнее и распечатал бутылку. В небе висела полная луна, ее свет богато изливался на всю округу и наполнял собой привольную, глубокую яму. Захаров глотнул коньяку и вдруг понял, что не выберется наружу без посторонней помощи. Стены ямы вздымались вертикально, а края находились выше человеческого роста. Это была очень глупая ситуация. Захаров не хотел сидеть в яме до утра, но если у него и был выбор, то лежал он не между ямой и не-я-мой, а между коньяком и не-коньяком. Захаров успел выпить треть бутылки, когда сверху зашуршало, посыпалось, и к его ногам – как-то уж слишком легко, изящно и кинематографично – упал мертвый негр. Захарова поразил лишь тот факт, что он, Захаров, негру не удивился.

Он сделал еще глоток коньяку, визуально измерил труп, затем, кряхтя, посадил его спиной к стене, буркнул что-то типа: «Прости, бро», – вскарабкался на удобные плечи и был таков. Оказавшись на воле, запоздало пожалел об оставленном внизу коньяке, несильно пнул трек экскаватора и пошел в hotel за вещами. Идти было недалеко: странноприимный дом располагалась на задворках Дома культуры.

Через полчаса Захаров неспешно покинул деревню. За ним никто не гнался. Время теперь было на его стороне.

Уже больше суток в главной дороге Южнорусского Овчарова зияла дыра, обвязанная по периметру заградительными ленточками. В принципе, яма никому не мешала: ее можно было объехать по левому, нетронутому краю дороги, протиснувшись между экскаватором и автобусной остановкой. Так все и делали. К вечеру второго дня поднялся ветер. Его порывом сорвало ленту с одного из четырех колышков, и она трагично, как выброшенный на помойку серпантин, шелестела над ямой, не имея возможности улететь в те края, где всегда Рождество.

Шелест ленты был первым контактом между Томом и его новой действительностью. Когда Том пришел в себя, он сразу понял, что не слишком долго находится (где бы сейчас ни находился): над шелестевшей лентой (каким бы целям та ни служила) висела все та же лунная ночь, которая застала его на краю плато. Но во всем происходящем было какое-то противоречие. Том собрал разрозненные пункты и догадался, в чем подвох: он, Том, был странно трезвым.

Болели ладони и плечи. Смутно вспоминались горы и пересеченная местность, на которой почему-то стоял овчаровский Дом культуры. Полета в пропасть Том не помнил, а о том, как оказался в яме и где она расположена, думать не желал: это было и не интересно, и не важно. Огорчало лишь нарушенное правило обязательной домашней ночевки – ведь только начни не соблюдать ритуалы, как вся жизнь покатится кубарем. Но Том быстро договорился с внутренним голосом считать ночевку в яме форс-мажором: было слишком очевидно, что без посторонней помощи наружу не выбраться. Том оглядел сначала вертикальные стены, затем верхний периметр, граничащий с лунным небом, и только после этого перевел взгляд на почву вокруг себя. За что и был вознагражден огрызком лимона и почти полной бутылкой коньяку. В ту секунду, когда Том отвинчивал пробку, сверху зашелестело, и на дно ямы упал человек в милицейской форме.