Дженнифер Чиаверини - Время прощать

– Твоей деточке двадцать два года, – объявила Саммер. – Она уже взрослая и вполне способна сама о себе позаботиться.

– Не говори маме таких вещей, – сказала Бонни, но было поздно: Гвен уже шмыгала носом.

– Да уж! – согласилась Диана. – Для мамы ты всегда маленькая, и не вздумай еще раз ей сказать, будто тебе не нужна ее помощь.

– Нет-нет, Саммер права. – Гвен улыбнулась сквозь слезы, обнимая дочь. – Я горжусь тем, что она такая самостоятельная и независимая. Всегда хотела, чтобы она стала такой. Я буду самой счастливой мамой на свете, когда привезу ее в кампус.

Диана тронула Саммер за руку.

– Если мать будет продолжать в том же духе, за руль лучше сесть тебе.

Девушка высвободилась из материнских объятий.

– Мама, что касается…

– Не переживай, я пошутила. Конечно, поведешь машину сама. – Гвен убрала с ее лица прядь длинных рыжеватых волос и улыбнулась. – Я не стану позорить тебя перед остальными студентами.

– Дело не в этом. Я…

– Гляди! Она приведет тебя в университет за ручку, как в детский садик! – предостерегающе произнесла Диана.

Гвен засмеялась. Саммер, поколебавшись, последовала ее примеру. Сильвия украдкой взглянула на Сару: та грустно смотрела на мать и дочь.

Секретарь открыл двери и пригласил всех в зал. Первыми вошли Диана, Тим и мальчики, за ними «Лоскутная мастерская». Члены комиссии сидели за длинным столом на возвышении. Усаживаясь во втором ряду, за Зонненбергами, Сильвия увидела по другую сторону от прохода Дианину соседку Мэри Бет, которая и заварила всю эту кашу. Хмурого взгляда пожилой женщины грубиянка не заметила.

Разбирательство длилось меньше часа. Диана и Тим изложили свою просьбу, сославшись на решение по аналогичному делу, принятое в Суикли. Однако петиция Мэри Бет и действующие ограничения на строительство рекреационных объектов в исторической части города оказались весомее. За удовлетворение прошения Зонненбергов проголосовали только двое из членов комиссии, один воздержался. Пятеро проголосовали против.

Сильвии было больно видеть, как мальчики потрясены своей утратой. Диану обступили подруги. Она выслушала от них слова утешения, стараясь не замечать самодовольной ухмылки Мэри Бет, а когда Тим пробормотал, что пора ехать, кивнула. Она вышла из здания администрации с поднятой головой, держа сыновей за руки. Сильвия посмотрела на нее с гордостью. Зонненберги не победили, но и не сдались.

По дороге в усадьбу Сильвия и Сара говорили о том, как теперь быть Диане. Сильвия не знала, что посоветовать. Может, ей вообще следовало держать свое мнение при себе. В последнее время ее вмешательство в чужие дела ни к чему хорошему не приводило.

Когда день, принесший Сильвии столько огорчений, подошел к концу, она одна вышла на заднее крыльцо и, сев на ступеньки, стала смотреть сквозь деревья на заходящее солнце. Ветви, густо покрытые листвой, почти полностью скрыли от глаз сарай, а зимой, из окна кухни, он был виден как на ладони. Сильвия вспомнила тот день, когда она позвонила Сариной матери, начав ошибочно спланированную операцию примирения. До чего это было самонадеянно – думать, будто ей под силу устранить пропасть между двумя упрямыми, глубоко уязвленными женщинами!

Через некоторое время поместье погрузилось во тьму, подул прохладный ветер. Сильвия обхватила себя руками, пытаясь согреться. Увидев, что свет в фургончике Эндрю не горит, она подумала: «Спит ли он или сидит, как я, и размышляет о жене и детях?» Днем звонила дочь, спрашивала, когда его ждать. Может, утром он соберет вещи и сразу же после завтрака уедет. Эта мысль больно кольнула Сильвию, но она понимала: у ее друга есть обязательства перед семьей. Он и так уже прогостил в поместье дольше, чем планировал, и ему все труднее было находить для себя занятия. Не мог же он до бесконечности рыбачить с Мэттом и устраивать с ней, Сильвией, пикники в северном саду. Наверняка все это ему уже надоело. Хозяйка Элм-Крика знала, что она не фея. У нее слишком много острых углов. Ей далеко до Клаудии или Агнесс: обе они, каждая по-своему, так милы и красивы! Были. Агнесс прежняя слилась в сознании Сильвии с Агнесс нынешней, но Клаудия навсегда осталась женщиной, которой нет еще и тридцати, – живой, цветущей, деловитой. Именно такой сестра увидела ее в последний раз.

Вдруг тишину ночи нарушил негромкий скрип. Сильвия повернула голову туда, откуда донесся звук, и увидела, что Эндрю вышел из своего фургона. Когда он приблизился, она невольно выпрямила спину. Он что-то нес в правой руке. Оказалось, это был свитер.