Юрий Батяйкин - Яблоки горят зелёным

Трое суток у Канарейкина горел свет, это хирург сшивал сосуды Потёмкина и юного выб**дка. Наконец все было готово. Только была одна пробла: куда девать тело старушки и голову молодого кретина. Посля хирург взял их с собой. Он так думал: «Сошью их тоже на гадость на какую – нить – в живот вставлю теракту и пошлю президенту. – Хирург Глобус не люблял власти. – А то, может, просто сошью и помотрю, шо будет. Ваще запчасти жалко выкидывать». Итак, получилось две головы, два туловища. По идее-то надо было один комплект в кремашку, а вдруг что потребовается? Решили *Издяшкин и Глобус в холодильнике его держать. Холодильник сильно морозил, как гелий, – специально в «Самсунге» сделали, чтобы ледяных петушков добывать.

Проснулся наутро Канарейкин и видит: пацан он, и мурло пацанье, тока небрито. Побрился старик, взял краденый рюкзак частично убойного и побрел в школу, дрожа от страсти, страха и злобы. Но все сошло благно. Он даже затащил в учительский туалет деваху. А она отряхнулась, как курка под петухом, и потрусила дальше, как ни в чем не бывало. Дома у пацана загривного все тоже сошло. Старче было к сестре его подлез, но получил тяжкую оплеуху со словами:

– Забыл – месячные у меня, дебил!!!

Странно было, что как в детстве: папка, мамка. «Может, мамке заехать?» – отогнал он мысль.

– Пап, у меня борода стала рости.

– Мужаешь, сынок, мудеешь… Ха-ха. Нате на бритву. Мотри, муди не покромсай, пригодятся, чай, ха-ха…

Один Глобус удрученный. *Издюнькину хорошо – дери кого хошь, кого шапкой не сшибешь, а ему что делать? Ведь он циркуляркой-то пилял. Слава Богу – тонкая попалась – алмазная. Думал Глобус: «Вот, голова у меня – говно. Может, пацанью пришить? Все хуже не будет. Вот, вля, только свяжись с нечистой силой – покою не будет. Бинома. Ньют. Пошил се сьют. Тьфу!»

Впрочем, сообразил Глобус, что он сотворил преступаку. И что у него в леднике валяются мороженая голова и тело. И он решил их тоже сшить: кто тогда чего докажет? Опять у *Издеплюйкина горел всю ночь. А он уже надумал туда одноклассниц таскать. А чего?

Но гадов всегда Шельма метит. Глобус сшил-таки голову пацана и тело старика Троекурова. Сделал разряд тока, что весь дом потух. От тока сердце пошло. Побежала кровь по жилам еще недавнего трупаки. «Теперь побожусь, шо не знаю, не ведаю», – Глобус отмерил и поехал наконец к себе в домушку, где ждала его Тамара Глобус, чтобы влезть в автобус.

А тем временем оживший трупака осматривался. Ходить его члены еще плохо повиновались, но изучать старикашину кварту было интересно. Кварта-то теперячи евойная – пацанова. Глянул на себя пацан в зеркалку – вылитый *Издеплюшкин. Рыло как-то приладилось – так что разницы особой никто бы не заметил, разве что Лорей Депардье.

Пожрал он, что нашел у старчего: ну омуля, икры всякой, цветочной пыльцы… Нашел ключи – погулял по двору. Соседи спрашивали:

– Вы, чай, в отлучке были или как?

– В Париже я был, гречневую кашу на Ротонде по стенам мазал, – отвечал *Издяклин.

Соседи пятились от него – знали его пристрастье к дворовым девкам. Не накинулся бы на качелях, гад, сломает видь. Но вскоре усе заметили странную дружбу *Издяшкина с пацаном из школы умалишенных.

Пацан стал ежедневно водить девочек в стариковский бурлеск. А на допросах у завуча они ни в чем не сознавались. Завучу тоже хотелось, но потребовать свое он боялся. Под нары посадят и будут кипятком поливать из чифиря – страшился он. Фули, а те спелись. Водой не разлить. Уже из путяги потянулись девицы, как марганцовка.

– Ну, *издец – дьявольская сила, – шептались во дворе, – с нами Бог.

А Глобус, как съездил с Томкой в Тель-Авив, стало закрадываться у Гроба Господня. Он принял мусульманство, постриг и начал ходить в тюбетейке. Постоянно он жевал лепешки, чтобы все видели.

Надумал Господь Глобуса перешить пацана со стариком обратно. А то могли пер…бсти весь район. Район-то и так бы пер…бли, но надо ж и другим, не век одним говеть чмом.

И вот, затаился Глобус в стариканской фанзее, где пацан с *Издюкиным фэн-шуй вытворяли. И к ночи, когда те от анашицы, «колесиков» и клофелюги закемарили, сшил их Глобус вместе с девками особым хирургическим стежком в одну композицию. Этого ему, однако, мало обрыдло.

Кое-как установил он всех в коредоре, обмазал скульпторным огнеупорным бензином, смазал щели купоросом, а сверху – полдесинкталем, смешанным с алебастром.

После вызвал он с литейного цеха машину к скульптору Прииздкину, и в цеху они выжгли все полости внутрях у конной статуи. После залили бронзой, и стало как новенькое.