Юрий Батяйкин - Яблоки горят зелёным

– Распределить наследство между Катрин де Пахуччио, Погадаевым, Сигимицу, Муромцевым, Раей и Сереб-ровым-Окладовым-Залупини.

Вышло две заминки.

Первая заключалась в том, что Окладов женился на Катрин раньше, чем Бочкин скончался. Эту заминку Муромцев решил просто.

– Не будьте советским бюрократом, – сказал он тур-ку-нотариусу.

Турок смутился, покраснел и объявил, что, поскольку брак Бочкина и Катрин был зарегистрирован в СССР, он является недействительным.

Вторая заминка оказалась сложнее. Не хватало Раи, которая также была указана в завещании.

– А что, если перевести их? – спросил Муромцев.

– Нельзя, – заупрямился нотариус, чтобы взять реванш.

Чертыхнувшись, истопник вышел из зала.

«Вот фанаберия», – подумал он, снимая телефонную трубку.

На проводе была Москва.

Майор, с трудом разобравшись в чем дело, успокоил Муромцева:

– Сейчас отправим.

Тотчас по соглашению Кремля с правительством Турции с Байконура стартовал космический корабль «Ильич», готовившийся к полету за пределы Солнечной системы.

Через пару минут он приводнился в Золотой Бухте Константинополя.

Из капсулы вышла Раиса, и истопник помчал ее к Бочкину, одной рукой крутя руль, а другой лаская соскучившуюся девушку.

«Ильича» турки отправили в Москву по железной дороге, на ходу снимая с него копию.

Когда все формальности были соблюдены, нотариус вручил каждому по чеку на один миллион тугриков.

После этого Муромцев подвел его к дверям и за привередливость дал смачного пинка в ж. пу.

Затем он вернулся к столу, поднял бокал шампанского:

– Друзья, почтим память усопшего нашего товарища Бочкина!

Хоть и не в своем уме была Катрин, но про усопшего Бочкина поняла и сдернула повязку с глаз. В это время лакей разрезал алую ленту вокруг гроба и сдернул покрывало.

Бочкин лежал в гробу строгий, как директор средней общеобразовательной школы.

Все выпили.

Катрин поставила бокал и, бледнея, оперлась на стол.

В этот момент крышка гроба стала приподниматься и Бочкин в смрадном, в отличие от гроба, зале, похабно чихнул:

– Апчх…й!

– Будь здоров! – вырвалось у Катрин, и она упала.

– Спасибо, голубка! – гаркнул усопший и кинулся ее поднимать.

Воспользовавшись замешательством, вызванным неожиданным воскресением Бочкина, взял слово истопник.

– Господа! – воскликнул он. – Не стану скрывать, что прислан я сюда за вами. Властители СССР не могут простить вам, что вы на чужбине смогли занять положение лучшее, чем они занимают у себя дома. Делая вид, что я добросовестно выполняю чекистское поручение, я все подготовил для вашего побега в Трансильванию. Но вчера мне намекнули, что у нас есть шанс. Этот шанс – поиск затонувшего галеона с золотом и камнями. Я считаю этот вариант жизнеспособнее. У кого есть другое мнение?

– Да пусть подавятся галеоном! – прервал было наступившее молчание Бочкин. – А курильню я им не отдам.

– Господа, – вдруг поднял бокал Окладов. – Я думаю, время у нас еще есть, и, коли уж мы собрались за этим столом, отчего бы нам не повеселиться?!

– А я пригласил цыган, – вышел вперед Бочкин и хлопнул в ладоши.

Тут в синагогу ввалились потомки труппы Соколовского хора, с бубнами, гитарами, и, как говорится, пошла писать губерния.

Веселье было упоенным.

Очухавшаяся и успевшая захмелеть Катрин залихватски отплясывала «цыганочку» с воскресшим Бочкиным.

Окладов, охмелев, потихоньку издил со столов выпивку и вкусные вещи, складывая все в большую синюю сумку с надписью «KLM». Погадаев крутил пустую бутылку и, независимо от направления дна и горлышка, целовал Раю взасос.

Утреннее солнце, нанесшее инкогнито визит нашим знакомым, застало на месте непотребную картину.

Кругом валялись пустые бутылки и обгрызенные огурцы домашнего посола.

Гора деликатесов возвышалась в углу. На ней, обхватив руками подушку из сумки KLM, спал Залупини.

Беспрестанно пускавший, с кислым запахом, «голубков», Бочкин, нимало беспокоя этим спавшего на потолке Сигимицу, бессмысленно улыбаясь, в полной прострации искал вшей в покоившейся на его коленях, дурно пахнувшей во сне голове бывшей супруги.

Погадаев и Рая были бесстыдно раздеты до трусов и спали в опустевшем со времени «воскресения» гробу Бочкина.

И лишь в большой чашке турецкого национального плова прилично торчали, словно подмосковные опята, затушенные в нем окурки.

2009