Андрей Шаргородский - Женские слёзы - двести пятьдесят оттенков мокрого (сборник)

Он тут же отправился в Рим и предстал перед лицом Августа. Цезарь был взбешен, и можно было ожидать чего угодно от его ярости, но Боги пощадили Овидия. Из указа стало ясно, что Назона не лишают жизни! Не лишается он и гражданских прав. Не лишается всаднического достоинства. Но и это еще не все. Ни малейшая часть его личного имущества не отчуждается у него. Таким же образом и все его достояние – «наследие предков» – дом у самого Капитолия, земли и, конечно же, вилла близ Тибра, излюбленное обиталище его странной Музы, остается за ним.

Все, что требуется от Назона, так это немедленно удалиться. Цезарь приказывает Овидию тотчас взойти на корабль «Шлемоносная Минерва», хранимый белокурой богиней, той же самой богиней, что охраняла корабль Ясона, и мчаться на этом стремительном корабле, собрате мифического «Арго», туда, на северо-восток, в места, за которыми только холод, мрак и безлюдье.

Фабия, которую Овидий любил до безумия, не могла последовать за ним, потому что он сам не захотел этого. Он просто желал, чтобы в Риме был человек, сохранявший его имущество от разграбления. Он не доверял никому, кроме Фабии. И надо сказать, эта самоотверженная женщина в основном выполнила свою задачу. Только она была женщиной. И долгая разлука сделала свое дело. Она осталась ему верна как друг, но как женщина – не смогла. Она забеременела и родила тайно близнецов – девочек. Когда Овидию доложили об этом, он ее проклял. Проклял в стихах, которые могла понять только она. Произведение это он назвал «Медея» [1].

К сожалению, это произведение не дошло до нас, но, по словам современников, было очень популярным в те далекие времена и там, по дошедшим до нас свидетельствам очевидцев, было зашифровано «проклятие Фабии», понять которое смогли единицы. Исследователи настаивают – проклятие заключалось в том, чтобы в последующих поколениях детей Фабии, двух девочек-близняшек, рождались только девочки. Мало того, он предрекает им кару – детей они будут иметь только от одного и того же мужчины. И срок этому проклятию – до сотого поколения.

Остров Эльба, куда направился Наполеон после заключения Фонтенблоского договора в 1814 году, был райским уголком, прелестями которого наслаждался великий Овидий. Император знал это и был доволен местом ссылки, однако постоянным фактором стресса для Бонапарта являлось отсутствие жены Марии-Луизы Австрийской и наследника, который носил титул римского короля. Досуг изгнанника пыталась разнообразить польская любовница – графиня Мария Валевская. Но и ее общество порой нервировало Наполеона. Даже в ее жарких объятиях ему вспоминалась Россия, сожженная Москва и уютный домик в уцелевшей части, возле Кремля.

Вспоминалось ему 7 октября, когда в помещении бывшего крепостного театра генерала Позднякова, что у Никитских Ворот, открылись спектакли французской труппы Бюрсей. Ранее дом был разграблен, и занавес пришлось сшить из церковной парчи, а вместо люстры повесить паникадило. Особенным успехом в театре пользовались две сестры – исполнительницы русских плясок, крепостные актрисы. Наполеон пришел на премьеру в обществе пленного русского офицера, Ивана Алексеевича Яковлева, которого впоследствии использовал как посланника к императору Александру. Во время представления он ловил на себе взгляды этого русского и после очередного он не выдержал и спросил:

– Неужели у вас было мало времени разглядеть меня в кабинете?

– Нет, император, что Вы! Я пытаюсь угадать Ваше отношение к этим замечательным красоткам, которые находятся сейчас на сцене.

– А что?

– Дело в том, император, что я с ними знаком и могу их пригласить на ужин с Вами, дабы скрасить наше одиночество.

Яковлев намеренно сделал акцент на слово «наше одиночество», чтобы ему, Наполеону, было понятно – если император захочет развлечься, то ему придется это делать в его обществе. Бонапарт, измученный тяготами войны, неожиданно согласился, и после представления они вместе направились в уцелевшую от пожаров часть города, где их ждал уютный особняк с накрытым столом и музыкантами.

Накануне Наполеон был обескуражен новостью о поражении Мюрата под Тарутино. Впервые с начала войны с Россией его армия потерпела крупное поражение. Надежды на организацию продовольственного снабжения войск в Москве рухнули. Четвертого октября Наполеон послал в лагерь Кутузова, в село Тарутино, маркиза Лористона, бывшего послом в России, с прямым приказом: «Мне нужен мир; лишь бы честь была спасена. Немедленно отправляйтесь в русский лагерь», однако Кутузов принял Лористона в штабе, отказался вести с ним переговоры о мире или перемирии и только обещал довести о предложении Наполеона до сведения Александра. Царь не ответил, и тогда Наполеон принял решение уходить из Москвы.