Николай Редькин - Тихая Виледь

Однако, поднявшись выше, они перестали шутить и смеяться.

У школы (дома бабушки Дарьи) стояли машины.

Одна принадлежала Настиному отцу, другая Серьге Петрушину.

У кедра сидели два угрюмых мужика, которых молодые без труда узнали.

– Вот мы и попались, Лешенька, сейчас нам будет взбучка! – Настя говорила это так, как будто была довольна тем, что их сейчас ожидает.

– Будем драться! – как будто серьезно был настроен Алексей и сжал в руках палку.

– Да ты что, сумасшедший! Это же наши милые папочки.

– А вот мы поглядим сейчас, милые они папочки али враги заклятые. – И Алексей, к удивлению возлюбленной, тряхнул в воздухе своей палкой.

– Лешенька, – как будто всерьез перепугалась Настя, – так ведь их же двое. Они еще, слава Богу, крепкие мужики.

– А хоть и десятеро! – храбрился Лешенька.

– Безумец!

Подойдя же поближе к папочкам, Настя спросила как ни в чем не бывало:

– А вы чего тут делаете?

– Мы тут, доченька, колы в землю вбиваем! – как можно строже сказал папочка Насти, но доченька чувствовала, что он не сердится на нее.

– Хорошее дело! – Настя была серьезна. – А где же у вас колотушечка?

– А не виченька ли жиденькая была бы сейчас сподручнее?

– Нет, папочка, нам как раз нужна колотушечка. – И она подняла из травы у кедра старую колотушку. – Да вот же она! – обрадовалась Настя находке. – И мы желаем колик заколотить! – И чувствовал папочка, что не девочка это говорит, – женщина, с такой странной интонацией, с таким явным смыслом, что и правда хотелось ее вицей надрать. – Папочка, это Алексей, – как ни в чем не бывало продолжала Настя. – Алексей, это мой папочка. – Познакомив таким образом папочку с возлюбленным, она попросила у возлюбленного его палочку и, взяв ее, левой рукой поставила на землю вертикально, а колотушкой, что держала в правой, неловко по палке ударила.

– Вот ведь какая незадача! – как будто расстроилась Настя. – Вы, Борис Ефимович, почему здесь все окосили? Кто это вам такой наряд дал? Устроили, понимашь, сенокос – земля высохла! Кол в землю не лезет! Одно наказание…

– А ты к черемухам отойди, там земелюшка помягче будет.

Как удивился, как обрадовался этим словам отца Алексей! В них чувствовался внутренний, сдавленный смех.

– Леша, чуешь ли? Нас папочки в кусты отправляют. А потом сами же нас по кустам и ищут.

– Ох, Настя, Настя, – только и сказал рыжеволосый папочка.

– Да куда вы? Еще не время разбегаться-прятаться по кустам-завалинам, – кричала Настя уже от черемух, видя, что папочки пошли к машинам.

Рыжеволосый папочка, прежде чем сесть в машину, спросил у доченьки, едут ли они в Покрово.

– Не-а! – отвечала доченька. – Мы еще колик не забили да у бабушки Дарьи не нагостились.

– Ну, ребята, и чудаки же вы! – Серьга Петрушин, удивленный тем, что и Борис отказался ехать, хлопнул дверкой и выехал из деревни вслед за уазиком Федора Степановича.

Угрюмый Борис отправился в Покрово пешком – вниз, с угора, Подогородцами – к Портомою… Алексей с Настей побоялись его остановить.

– Чего это вы расстраиваете отчов-то, – встретила Дарья молодежь, когда оба папочки отбыли, удостоверившись, что молодые живы и здоровы. – Не надрали они вас вичами-то?

– Не надрали, – смеялся Алексей, рассказывая бабушке, как обошлась с любимыми папочками Настя.

– А надо бы. Мы ране отца-то с матерью слушались. Не приведи Господи, если чего. А вы вон чего учудили!

– Да и мы не такие уж непослушные, – оправдывалась Настя.

– Где жо! – ворчала Дарья. – Не рано ли ты, девонька, себя женой-то объявила?

– А ты, Дарья Прокопьевна, сама-то когда замуж вышла? – наступала Настя.

– Вышла! – усмехнулась Дарья. – Выдали! Не шибко раньше спрашивали. Мне, поди, и четырнадцати не было. А вы теперь вон как – сами себя выдаете…

– Ну, Дарья Прокопьевна, – взмолилась Настя, – так получилось. Да и мамочка моя знает, что я – с ним… – Настя озорно взглянула на Алексея. – А папочке шибко жо недосуг было эти дни.

И Алексей защищал возлюбленную:

– Вот видишь, бабушка, в четырнадцать тебя уж… А Насте девятнадцать.

– Ну, ладно давай, – смирилась Дарья, – совет вам да любовь. – И призналась, что к девятнадцати годам у нее уже ребенок был…

– Правда? – вся загорелась Настя. – А не страшно было в четырнадцать-то? С мужиком-то в такие годики…

– Ничего худого про Захарушку своего не скажу, Царство ему Небесное. Много старше он был и жалел меня первое время. Хоть я и крупная в девках-то была, рослая. Мне все больше давали…