Николай Редькин - Тихая Виледь

– Ты остановишься? – шепнул Алексей Насте, когда она оказалась около него.

Остановиться?

Да все только еще начинается.

И Настя ему ответила:

– Ну, Настя! Вот ужо мати-то тебе, – незлобно ворчала Дарья.

Настя усадила двух своих папочек, Федора Степановича да Бориса Ефимовича, за стол рядышком. Кинув руки белые на их плечи широкие, сунула меж их хмурых голов свою головку озорную и спела им, насупленным:

Настя подала знак гармонисту. Игра оборвалась. За столы сели и Настины артисты. Мужики разливали принесенное с собой вино, бабы выкладывали из сумок угощенье…

– А это правда, что в детстве мой папочка по избам ходил да как мыть полы учил? – спрашивала Настя полушепотом у Нины Васильевны, что сидела напротив нее.

– Правда, Настенька, – полушепотом же отвечала и Нина Васильевна (улыбаясь). – Наденет красную тряпку на шею и ходит по деревне, проверяет, чисто ли у баб в избах! А когда о чистоте-то думать, если и в доме надо обрядиться, и на колхозную работу поспеть…

– И чего это вы там шепчетесь? – засмеялась Манефа.

– У нас кой-чего политическое, – хохотнула и Настя.

– Угощайся-ко, – предлагала Нина Васильевна Насте рыбный пирог. – Не сама ловила, в магазине купила. Ишь сегодня у нас на столе-то сколько всего наставлено! – продолжала она. – А старики вот помнят, как из пиканошной муки хлеб стряпали. И такая мука бывает, Настя…

– Я после войны, в самые-то голодные годы, пиканошный лист мешками домой носила, – сказала Дарья. – На печи сушила, в решете растирала. Было у меня такое решето, с металлической сеткой. Поди, и сейчас где-то валяется. Такая вот мука получалась. Травяная. Вареную картошку смешивали с этой сенной мукой, молока добавляли. Питательные получались лепешки.

– Кабы не пиканы, то и нас бы, может, не было бы, – вставила Манефа. – Я и теперь люблю весной похлебать в охотку вареных пиканов…

– Да еще не поздно и пиканов отведать, – отвечал Борис сестре, – не переросли пиканы-то…

На другом конце стола поднялся Игнат Петрушин и опять начал речь.

– Вот неугомонный! – ворчала Манефа.

– Да весь в Степку Егоршина! – соглашалась с ней Нина. – Родственники же…

А неугомонный говорил:

– Мне приятно видеть, что на наш праздник Лидия Ивановна пригласила жителей Покрова, соседних деревень. Кто смог, тот пришел. Вот Аркадий Ярыгин из При-слонихи…

Аркадий Ярыгин, плотный, краснолицый мужик в белой рубахе, сидел рядом с Павлом, который о чем-то его расспрашивал.

В свой дом Ярыгин приезжал только летом.

– Он, между прочим, потомок того Ярыгина… Как вашего прадеда звали? – обратился оратор к Ярыгину.

– Анифат, – отвечал тот.

– …того Анифата Ярыгина, который служил у Барклая де Толли! Да! Да! – Правда, к этому оратор больше ничего не мог добавить. – Есть у нас и внучка Ивана Ивановича Бебякина, который с женой сходил аж в Иерусалим! Светлана Бебякина!

Поднялась худая, высокая девица в очках, жалко улыбнулась и снова села.

– Она журналист. Работает в областной газете. Думаю, что напишет о нашем празднике…

– Подготовился, гад! – ярился захмелевший Валерка крашеный (он, кажется, на всех злился). – И корреспондента за собой приволок. А я думаю, что за очкастая тут ходит…

А подготовившийся оратор тем временем предложил Аркадию Ярыгину и Светлане Бебякиной рассказать о своих знаменитых предках. Потомки знаменитостей сконфузились. Они лишь подтвердили оглашенные оратором факты («Да, действительно, мы и есть потомки…»), но ничего нового не добавили к ним. И из этого мудрый оратор сделал политический вывод:

– Вот видите, что с нами сделали! Раньше из рода в род передавалась жизнь предков, события в деревне…

А нас лишили родовой памяти. Все в нас стерли! Так давайте выпьем за то, чтобы этого не повторялось…

На другом конце стола оратора уже давно не слушали.

Настя меняла ползунки Бореньке, приговаривая:

– Ты опять напрудил? Да, да, не крути ясными глазками своими. Напрудил, говорю. Вот и папочке твоему придется штаны менять…

– Если б только штаны, – смеялся Алексей. Он пошел в Дарьин дом, чтобы переодеться.

Настя кормила Бореньку и слушала Нину Васильевну, которая рассказывала, как замуж за Афоню выходила.