Олдос Хаксли - Желтый Кром

— Доброе утро, — сказал мистер Скоуган. — Надеюсь, вам лучше?

— Лучше?

— Вчера вечером вы были довольно сильно расстроены проблемами мироздания.

Дэнис попытался отделаться от этого обвинения смехом.

— Неужели? — небрежно спросил он.

— Хотел бы я, — сказал мистер Скоуган, — чтобы меня терзали лишь такие мысли. Я был бы счастливым человеком.

— Счастливым можно быть только в действии, — провозгласил Дэнис, думая о телеграмме.

Он выглянул в окно. Большие румяные облака причудливой формы плыли высоко в голубом небе. Шелестел ветер в деревьях, и трепещущие листья сверкали и искрились, как серебро, в солнечных лучах. Все казалось изумительно прекрасным. При мысли о том, что скоро он уедет от всей этой красоты, Дэнис почувствовал внезапную боль, но утешился, вспомнив, как решительно он действовал.

— Действие! — повторил он вслух и, подойдя к буфету, положил себе на тарелку ветчины и рыбы, так чтобы они приятно дополняли друг друга.

Позавтракав, Дэнис отправился на террасу и, устроившись там, закрылся мощным защитным валом газеты «Таймс» от возможных набегов мистера Скоугана, который проявлял неуемное желание продолжить беседы о Вселенной. Чувствуя себя в безопасности за хрустящими страницами, он размышлял. В свете этого прекрасного утра его вчерашние ночные переживания казались очень далекими. И что из того, что он видел, как они обнимались при луне? Может быть, это, в конце концов, не так уж важно. И даже если важно, почему бы ему не остаться? Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы остаться, сильным, чтобы держаться с холодным равнодушием, бесстрастно — просто поддерживая дружеское знакомство. И даже если он недостаточно силен…

— Когда, по-вашему, придет телеграмма? — спросила Мэри, внезапно обрушиваясь на него поверх газеты.

Дэнис виновато вздрогнул.

— Понятия не имею, — ответил он.

— Я спрашиваю потому, — сказала Мэри, — что в три двадцать семь очень удобный поезд, и хорошо бы вам на него успеть, правда?

— Хорошо бы, — вяло согласился он. Он почувствовал себя так, словно готовил свои собственные похороны. Поезд отправляется с вокзала Ватерлоо в три двадцать семь. Цветов просят не приносить…

Мэри ушла. Нет, черт его возьми, если он позволит так быстро отправить себя на кладбище. Черт его возьми…

Из окна гостиной выглянул мистер Скоуган с голодным выражением, и он поспешно вновь загородился «Тайме». Он долго держал газету перед собой. Опуская ее наконец, чтобы снова осторожно посмотреть, что делается вокруг, он, к своему изумлению, увидел перед собой легкую, довольную, коварную улыбку Анны. Она стояла перед ним — женщина-деревце — в изящной позе, которая, казалось, была само застывшее движение.

— И давно вы тут стоите? — спросил он, оправившись от изумления.

— Думаю, около получаса, — весело сказала она. — Вы так углубились в свою газету — просто с головой ушли, — что я не хотела вас беспокоить.

— Вы чудесно выглядите сегодня, — воскликнул Дэнис. Впервые у него хватило духу произнести такого рода личное замечание.

Анна подняла руку, словно защищаясь от удара.

— Пожалуйста, не оглушайте меня.

Она села рядом с ним на скамейку. Он милый мальчик, думала она, просто прелестный. А грубая настойчивость Гомбо становилась довольно утомительной.

— А почему вы не в белых брюках? — спросила она. — Вы мне так нравитесь в белых брюках.

— Они в стирке, — довольно резко ответил Дэнис. Вся эта тема белых брюк была не в том ключе. Он еще разрабатывал план, как снова направить беседу в нужное русло, когда из дома вдруг стремительно вылетел мистер Скоуган, пересек террасу с торопливостью заводной игрушки и остановился перед скамейкой, на которой они сидели.

— Продолжая нашу интересную беседу о мироздании, — начал он, — я все больше и больше прихожу к убеждению, что различные его части абсолютно дискретны… Но не могли бы вы, Дэнис, чуть-чуть подвинуться вправо? — Он втиснулся на скамейку между ними. — А вы бы, дорогая Анна, сместились на несколько дюймов влево… Благодарю вас. Дискретны, я, кажется, говорил?

— Говорили, — сказала Анна. Дэнис безмолвствовал.

Они пили послеобеденный кофе в библиотеке, когда пришла телеграмма. Дэнис, виновато краснея, взял желтый конверт с подноса и вскрыл его. «Срочно возвращайся. Неотложное семейное дело». Нелепо. Как будто у него есть какие-то семейные дела! Не лучше ли просто скомкать и сунуть ее в карман, ничего не объясняя? Он поднял голову. Большие голубые фарфоровые глаза Мэри смотрели на него серьезно, пронизывающе. Мучимый нерешительностью, он еще больше покраснел.