Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– В каком питомнике?

– Для хищников. Да, да, для хищников.

– Это ты про людей так говоришь?

– Про них. А про кого же? Придумавших формулу отсечения реальной жизни от вымышленной, как ты выражаешься, цифровой. бездушно виртуальной. Они вообразили, что их нефтедоллары растут в геометрической прогрессии. Но связь одной гадости с другой через спутник, а может, через какую-нибудь тоже обескровленную установку типа гланас изменит развитие всего человечества, перевернет многие понятия.

– Конечно, перевернет! – неожиданно подхватил Иван. – Только так перевернет, что все, вскормленное мудрым солнцем, может передохнуть, превратиться в жуткий хлам. В хлам, радиус массы которого меньше его кинетического поля, а это на языке астрономов называется космической черной дырой. Она в миллион раз губительнее наших болотных дыр.

– И что тогда будет?

– Вырождение и одичание людей, – неожиданно почти выкрикнул Иван. – Перерождение всего существующего на Земле! Об этом страшно подумать. Все прекрасное, все благоухающее, особенно в России, все цветущее может превратиться в застывшую гниль, мрак, а все безжизненное, созданное сухими расчетливыми мозгами, оживающими только при подсчете денег, способно пустить свои цифровые корни и уничтожить все, созданное солнцем. То есть красота уже не сможет спасти мир, хотя бы потому, что она будет уничтожена самим человеком. Тебе еще не один раз придется исповедоваться перед солнцем, – он опять посмотрел на небо, огляделся по сторонам. – Это постепенно очистит тебя, придаст уверенность, силу, а солнце получит достоверную, не вымышленную информацию, приглядится к тебе…

– Пускай приглядывается. Я рада видеть его, потому что оно бескорыстно.

– Такая взаимность многого стоит. А вот и вертолет еще один показался. – Иван вытащил подзорную трубу из болотной жижи, глянул в окуляр, но там ничего не было видно. Труба сильно намокла и предметы в ней расплывались. Тогда он положил ее на валежину и, все время поглядывая на вертолет, подошел к лошадям. – Ну что, ненаглядные, как теперь до дома доберемся? Оглоблю и ту трясина засосала.

Лошади, словно чуя приближение вертолета, прядали ушами и, задрав головы, неистово ржали.

– Все понимаете, подружки мои. все. Значит, как только пролетит вертолет, палатку, да и печь железную на вас навьючу. А тебе, рыжая, – обратился он к высокой лошади с яркими каштановыми ушами, – еще и невестушку везти.

– Ваня, а ты как?

– Я пешком пойду… Только теперь мы будем пробираться не зимником, а заросшей тропой, которую знаю я, да еще… – он посмотрел опять на небо, задумался.

– Пойдем болотами? – поинтересовалась Вера.

– Их будет меньше, но впереди еще черные дыры и бобровые завалы.

– Мы не заблудимся?

– Я здесь каждую глухариную сосну знаю, а листвянки у меня прозвища имеют. Лапчатая, например, потому как ветви ее земли касаются. Или каменная – она из-под валуна на двадцать метров вдоль тропы торчит.

– Не увязнем опять?

– Не должны.

Второй вертолет, словно почуявший кровь ястреб-тетеревятник, не стал облетать место катастрофы. Он рвал крылья нацеленно и шел прямо к черной дыре.

Судя по его габаритам и скорости, это был «тетеревятник» нового поколения, от мощных двигателей которого содрогалась вся болотная низина.

– Когда-то я восхищался военной техникой, – с досадой сказал Иван, прислушиваясь к рокоту машины. – Но с годами понял: чем совершеннее она, тем опаснее и быстрее несет смерть, особенно для людей, имеющих душу. Особенно в руках тех господ, которые одурели от свободы и бизнеса и готовы в одночасье поменять свой облик, привычки, принципы только ради собственной выгоды. Они даже не замечают, что становятся рабами.

– Кого?

– Тех господ, которые обещают светлое будущее с разными измами, а потом все заканчивается кризисом да рынком, где только двуногие «волки» распределяют куски мяса.

– Ваня, тебя опять заносит.

– Милая моя, можешь относиться ко мне по-всякому, но я не могу пройти мимо «элитного» дома или русской избы, где возникли репрессии нового образца, потому как люди России брошены на самосъедение. Кто-то забыл, что оставленного на произвол судьбы человека одолевают прежде всего животные инстинкты. Для него святой храм не панацея, тем более законы, он не спешит очиститься или привести мысли в порядок. Потому что он лишен самого необходимого: искреннего общения и выражения своей души. Там, где деньги превыше всего, один выход – воруй, хапай все то, что дала природа, и то, что плохо лежит… И твори свой воровато-обманный бизнес… А русского человека надо нежить, чтобы он трудился, общаться с ним, мудрости духовной учить, иначе он такое будет творить, что каждый день порохом запахнет и каждый век от Распутина до Путина он будет кого-то «мочить» в сортире, а потом бежать в кабак. Туда, где женщины задирают ноги выше головы и завязывают свои силиконовые груди на волосатых спинах работодателей. Животный инстинкт человека, как это ни печально не просто прогрессирует теперь, а со страшной силой растет.