Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Два ноль в пользу солнца, – тихо сказал он, прислушиваясь к раскатам грома, последовавшим сразу после взрыва второго вертолета. – Я знаю, что сборная космических просторов еще подготовленнее, еще серьезнее, чем сборная солнца. По-моему, сражаться ей с нашими коммерческими легионерами, замороченными финансовыми проблемами и котировкой акций, проще пареной репы.

Вера настороженно, но мало что соображая, смотрела в глаза Ивана, и вновь какой-то панический ужас и страх охватывали ее сердце. Она вдруг начала понимать, что никакие законы общества, никакие новоявленные дегенеративные или, наоборот, умудренные бизнесом проекты, никакие проплаченные местичковоофисные психологи не смогут сломить дух и убеждения этого одуревшего от солнца и звезд таежного философа, так похожего на небесного пришельца.

– Земля должна принадлежать земным людям, получившим уроки и помощь великого космического разума, – неожиданно с тревогой в голосе сказал он, посмотрев в ту сторону, откуда уже запахло гарью и вспыхнувшим керосином. – А Россия должна принадлежать русским, так же как Поднебесная – китайцам. Иначе она – колония, навязанная, из-за бугра цивилизацией, изживающей себя и дающей духовные метастазы. Но таковой она почему-то себя не называет. Такая цивилизация полностью лишает нас, русских, единства, национальной мудрости, бескорыстных, чисто сердечных отношений.

– Почему? – неожиданно спросила Вера, поймав себя на том, что эта проблема ее тоже волнует.

– Потому что в основе ее, этой «райской» цивилизации, как она ни крутится, ни ерничает, все то же «бабло». Не торжество духа и просветленной мысли, идущей от космической бескорыстной энергии, а шальное «бабло», приобретенное самым скрытым, самым невероятным способом: захватом того, что не принадлежит человеку. Если так пойдет дело дальше, то в России скоро появятся либо инопланетяне, которые по-своему будут наводить порядок, либо свой Бенладен, а это вечный страх перед завтрашним днем. – Иван вытер глаза, слезящиеся от света, и тяжело вздохнул. – У неподкупленных террористов не бывает осечек, – вдруг очень тихо сказал он. – Потому что не глаза, не руки целят в противника, а душа, и курок заставляет нажать тоже душа, а не бездушный, продавший себя наемник. А если террорист купленный, то он тоже ловкач-наемник. Я, конечно, не сторонник жестокости. Каждый человек дорог мне, но я начинаю понимать народ, который отстаивает свой интерес, а его пугают чем угодно, лишь бы он подчинился законам рынка, где господствует не живой разум, а мертвый капитал…

Вера долго смотрела в глаза Ивана.

Она вдруг почувствовала, что в глубине его глаз столько же света и какого-то щемящего сердце тепла, сколько в лучах небесного светила.

– Милый мой, прости меня, – так же тихо сказала она, – прости, но мне очень страшно, когда я вижу в твоих глазах жесткий свет разгневанного солнца и твои плотно сжатые губы. Пойдем к пацану, может, он живой.

– Мне тоже жаль его, потому что он совсем юный и, наверно, глупый наемник.

Спецназовец был ранен в голову. Одна картечина попала ему в лоб, другая – в челюсть. Кроме того, у него была то ли вывихнута, то ли сломана правая нога, потому что он не шевелил ею, пытаясь из холодной трясины выбраться на сухое место.

Увидев Ивана, он схватился за автомат, но рожка с патронами в нем не было, и получился только щелчок.

– У-у-у-у, – сразу застонал десантник, прижимая руками подбородок. – У-у-у.

– Вот тебе и у-у-у. Продали Россию, разбазарили и завыли у-у-у, – строго сказал Иван. – Слышал, как твой вертолет рухнул?

Парень смотрел на Ивана бессмысленными, непонимающими глазами, и руки его все время тянулись к автомату. Когда Иван подошел ближе, подбирая по пути рожки с патронами, спецназовец неожиданно выхватил из-за пазухи нож и бросил в Ивана.

– Ты мне нравишься, парень, – тихо сказал Иван, увернувшись от ножа. – Таких отчаянных ястребов я видел только в зоопарке. Бросать ножи – это целая наука. Держи еще один. – Он вытащил из-за голенища сапога свой таежный тесак и бросил спецназовцу. – Можешь повторить трюк. Ну, ну! Что ты растерялся? Пойми, дорогой мой мальчик, обвешанный Бог знает чем. Наука любого боя между людьми – это наука варваров. Она не для людей. Самая трудная наука на Земле – это наука мирной жизни. Не бандитской, не картельной, биржевой, а человеческой. Стрелять и бросать ножи намного проще, чем сделать заклятого врага своим другом.

– Как эта наука называется? – неожиданно спросила Вера.